Каменный Пояс, 1980

Ковалев Николай Иванович

«Уж не сейчас ли он прикончил эту лошадь и, объевшись бешбармака с куламой, приехал лечиться к нему, Ахматхану?» Бимач поклялся: нет, нет и нет!..

— Долго еще? — спросила голова из двери.

— Ты что, не видишь — человек еле сидит! — строго сказал Ахматхан.

Голова скрылась.

— Теперь я хорошо изучил его болезнь, Вера Львовна. Покушал немного жирного.

Вера

Львовна опасного заболевания у друга Ахматхана не обнаружила. Выписав рецепт, она поднялась и с облегчением крикнула в открытую дверь:

— Следующий!

…Ахматхан знал все аптеки города и добрались бы друзья до нужного переулка совсем быстро, не помешай милиционер.

— Стойте! Стойте! — свистел он, потому что одна живая лошадиная сила оказалась строптивее многих. — Вам известно, что по центральной улице на лошадях не ездят? Для кого висит знак? За нарушение правил…

Хитрый Бимач, правивший лошадью, только опустил голову, но Ахматхан с налету заговорил с милиционером на своем родном языке, как бы утверждая, что нет на свете людей, не знающих его.

Ахматхан сказал, что они едут по этой проклятой жаре не ради прогулки.

Милиционер не перебивал.

У аксакала болит живот, и они едут в аптеку на Бухарский переулок. Отпусти нас, друг, не дай сбиться с пути, иначе вовек не сыскать этого хитрого переулка. Милиционер не перебивал.

В подобных ситуациях Ахматхан вел разговор только на спасительном родном языке. И лишь в особо исключительных случаях восклицал по-русски: «Не слышу! Ничего не слышу!» Потому что даже не родственник должен уважать плохо слышащего человека. И это облегчало дело.

Постовой с миром отпустил дедов, подробно растолковав, как укоротить путь. Даже зоркий Ахматхан не понял: свой он или нет? Тогда почему не перебивал? Из уважения к старшим? Как часто его не хватает молодым, думал Ахматхан. Но по каким же признакам узнавать теперь своих?

«Ну и хват же Ахматхан», — размышлял Бимач, на которого благополучный исход встречи с представителем закона произвел впечатление. Настоящий друг, как стена. Надо все же найти в стаде достойного бычка, который поправит дружбу. Лошадь-то съедена…

В аптеке друзьям выдали легонькую

коробочку. Ахматхан, подняв ее ближе к свету, увидел нарисованную траву и громко принялся зачитывать способ приготовления отвара.

— Это уже к вечеру поставит тебя на ноги, — потряс коробочкой Ахматхан.

На доброе предсказание о лекарстве потянулись было штатные посетители аптеки, но Ахматхан тут же закрыл свой митинг.

— Ты не сядешь? — удивился Бимач, приглашая друга в телегу. Но тот отговорился: надо еще зайти за старым должком.

Измученный суматохой города Бимач только к вечеру добрался домой. Выбежавших навстречу ребят гостинцами он не порадовал. Им все равно, подумал Бимач, зачем отец ездил — в больницу или на базар, лишь бы в город. Только жена бережно приняла коробочку, словно запасное сердце мужа.

Вскоре по комнате поплыл какой-то удивительно знакомый запах. Первым он пощекотал ноздри ожидавшего спасительное снадобье больного. Утомленный Бимач оторвался от подпиравших спину подушек и принялся с такой силой пыхтеть, словно вот так ноздрями мог собрать весь аромат вскипающего отвара. Вдруг короткими шажками он подбежал к комоду, схватил коробочку и, как был в пропотевшей нижней рубахе, выбежал на порог. Бимач, привыкший к насваю [3] , с силой втянул воздух из коробочки, так что к потному носу прилипли искрошенные листья. И тут же выдернул пучок вымахавшего у порога куста полыни.

3

Нюхательный табак.

— Эй, Сарвар! Шуб бит! У-у-ух, кур-гу-рру! [4]

И со всей силой запустил маленькую коробочку на задний двор.

Легкая пыльца сухой полыни снова вернулась на землю, откуда ее сорвали.

4

Это ж полынок! Проклятье!