Каменный пояс, 1983
Шрифт:
Закрыв дверь, Николай перевел дух. Еще ничего не было ясно, но хоть слово сказал. Он покосился на дверь бухгалтерии и вышел из конторы. В эту минуту хотелось поговорить с мужиками.
На машинном дворе было безлюдно, только кузнец Забелин, сказавший когда-то Николаю: «Врачи — в городе, а в Богдановке — Подтелков», — трудился в своем заведении.
— Все слоняешься? — спросил он появившегося на пороге Николая.
— Да пока в отпуске…
— Это как хочешь называй.
Забелин бросил перед дверью
— Да вообще-то, конечно, надоело, — сказал Николай.
— Ничего, еще больше надоест.
— Вечером на наряд пойду, буду на колесный проситься.
— Просись, — хмыкнул кузнец. — А по закону, значит, ничего не получается?
— Да какой закон, у меня же только справка от врачей.
Забелин достал папиросы, закурил.
— А справка что, не законная? — проговорил с расстановкой.
— Да чего зря говорить…
— Шелковый, значит, стал? Ну, тогда давай, только жене скажи, чтоб и меня на поминки позвала, слово сказать.
Николай сдержанно засмеялся.
— Ничего…
Забелин покачал головой.
— Диву иной раз даешься, до чего люди сами себя уважать перестают. Ты что, до такой степени виноватый?
— Но ведь нет же работы подходящей…
— Тогда прокурору пиши: не трудоустраивают, мол. К депутату обратись, для чего ты за него голосовал? А не найдут работы, пусть платят.
— А есть такой закон?
— Должен быть, — убежденно сказал кузнец. — Ты же не виноват, а закон правого защищает.
— Они тоже не виноваты…
— А вот так не бывает. Могут Клюшкина с водонапорной башни турнуть, пенсия у него побольше иной зарплаты.
— Ну-у, бывший механик, кто его тронет…
— Он весь-то бывший! Почему зимой башня перемерзает? Да потому, что воду не качает. Прийти, кнопку нажать ему холодно, буран! А нам всем не буран…
Николай не знал, что на это сказать. Пройдясь по кузнице, Он взялся было за молот, хотел поднять и бросил. Улыбнулся Забелину.
— Что, не можешь? — спросил тот.
— Да кто его знает. Возьмешься — вроде есть сила, а вот тут, — Николай показал на живот, — пустота какая-то, не могу и все.
— Долго что-то, — качнул головой Забелин. — После аппендицита, глядишь, месяц, другой, — и уже пашет.
— Да я так-то вожусь. Тянуть, передвигать — это идет, а перед собой поднимать… ну боюсь, что ли. Как вроде счас же лопнет там что-то.
— Это от фантазии, — уверенно сказал Забелин. — Самовнушение. Вот попробуешь разок, переломишь блажь, и пойдет. Только это тебе дома надо попытать, сюда лезть рано, к железкам.
Николай вспомнил про щи, оставленные Катериной без присмотра, и заспешил домой, хотя с кузнецом мог бы проговорить день. Затягивало…
Видно переусердствовал он в тот день, помогая жене сгружать
Он весь дрожал мелко, когда открылась входная дверь.
— Можно? — спросил кто-то преувеличенно бодро.
Катерина посторонилась, и Николай увидел Михаила Наумова.
— Смены меняются, — объяснил, усаживаясь на подставленную Катериной табуретку, Наумов. — Езды мне тут двадцать минут, так что часок на визит выкроил.
Николай поднялся на локте и, улыбаясь, смотрел на приятеля.
— А тебя, видно, крепко прижало, — сказал Наумов.
— Это только что, а вообще я бегом. Все нормально.
— Так уж и все! Работаешь?
— Вот это нет пока. Буду на колесный трактор проситься.
— Куда тебе! Гусей тебе пасти, — Наумов засмеялся и окинул взглядом кухню. — Вот, значит, где обитаешь. Покой, тишина, в печке щи варятся…
— Утром еще сварились, — улыбнулся Николай, — и не в печке, а на газовой плите… Ты сам-то как? Все в общаге обитаешь?
— Да теперь, считай, последнюю неделю.
— Что, опять с попутным ветром?
— Хуже, — Наумов даже вздохнул. — Женюсь. Помнишь администраторшу? Ну, вот…
Наскоро переодевшись в горнице, Катерина прошла мимо них в сени.
— Вот с таким пузом уже, — показал Наумов.
— А ты в первый раз, случайно, не так же женился? — спросил Николай, как самому показалось, смело и дерзко.
— Угадал, — усмехнулся Наумов. — Но от этой, похоже, не сбежишь. Да и нет особой охоты. По вот такому дому соскучился, — он повел рукой, — хотя сидит еще какой-то микроб…
— Вита-вита? — припомнил Николай.
— Как? А-а, «виа эст вита»… Оно и так, и так правильно.
— Не понял…
— Ну и для меня, и вообще. На моей дороге петель больше, а ехать, что тебе, что мне — от и до. Это, правда, я не так давно понял. Мог бы легче прожить.
Наумов говорил как-то затруднительно, словно что-то подпирало его изнутри, и Николай захотел помочь ему.
— Как я? — спросил он.
— Да хотя бы…
Николай сел на койке, откинувшись к стене. Ему стало совсем легко, но двигался он осторожно.
— Прижало крепко? — с сочувствием вроде спросил Наумов.
Николай отмахнулся.
— А жена у тебя ничего.
— Да? — Николай усмехнулся: само собой как-то вышло.
— Я же тут давно езжу, видел ее возле столовой. Работает там?
— Сейчас на ферме, — нехотя ответил Николай.
— Ну ясно, жизнь диктует… Слушай, а тут же, в Богдановке, Микешин должен быть… Петька или Пашка?
— Пашка, — подтвердил Николай, — он сейчас со своим звеном комбайны на зиму ставит.
— Собраться, что ли, как-нибудь… Все, вроде, в голове перемешалось, а вот училище помню.