Камероны
Шрифт:
– Долго он тут был? – опросила ее мать.
Сара потеряла всякое представление о времени. Она попыталась это определить по тому, как солнце светило в окно.
– Кто? – наконец спросила она.
– Да этот мужчина.
– Мой муж?
Мать впилась ей в плечо.
– Ты это что?
– Что значит – «что»?
– «Мой муж»! – передразнила мать.
– Разве я так сказала?
Мать кивнула.
– Наверно, я просто оговорилась.
Мать внимательно посмотрела на нее.
– Угу, должно быть, оговорилась, потому как запомни вот что. Мы к себе в семью безногих уродов не возьмем.
– Угу, маманя.
Немного спустя все они, конечно, узнали, кто первый перешагнул их порог, кто был их первым гостем: Сару выдала бутылка на комоде и то, что ют нее пахло виски, – и очень огорчились. Раз приходил блондин – жди беды, по крайней мере в ближайший год.
– Он, конечно, славный малый, но как могла ты его впустить? – спросил Эндрью. Сара только улыбнулась – Ты могла поговорить с ним на крыльце.
– Он просто вошел – и все.
– Похоже, что тебя это не очень огорчает?
– Нет.
– И это все, что ты можешь сказать? «Нет» и все? – воскликнул Джем. – Конечно, свод обрушится не на твою башку.
– Да как же он мог перешагнуть наш порог, когда у него ног нет?
И это сработало – так же как сработало с ней. Над ними уже не висела угроза беды – доказательство было настолько простое и непреложное, что они даже рассмеялись. И тут же решили покончить с этой ерундистикой насчет первого гостя. Сэм сбегал на Спортивное поле и вернулся с чернявым Вилли Стюартом – Красавчиком Вилли, приземистым широкоплечим малым, которого все жители в Питманго, обладавшие не слишком привередливым вкусом, считали самым красивым парнем в округе. Сэм предложил ему зайти в дом выпить, а Сара, к удивлению всей семьи, поцеловала его.
12
Йэн услышал это первым, каким-то образом так получалось, что «простачок» Йэн всегда первым слышал дурные вести. Он перехватил Сэма, когда тот шел со Спортивного поля после того, как команда Питманго накостыляла команде из Кингласси.
– Ну, как сыграли? – хотя он уже все знал.
– Разгромили в пух и прах, – сказал Сэм. – Они удирали с поля так, что только пятки сверкали.
– Ага, неплохо, потому что это, может, в последний раз, – сказал Йэн. Сказал как бы между прочим, очень спокойно.
Сэм все-таки клюнул на удочку.
– Что это значит?
– А сколько ты мне дашь, если я скажу тебе что-то такое, что очень для тебя важно?
– Ничего не дам. Ты ведь все равно рано или поздно выболтаешь.
Однако вечером Сэм взял брата за руку и утянул за собой из дома.
– Ну, ладно, так в чем же дело – выкладывай! – И он бросил трехпенсовик на булыжник.
– Я, конечно, могу нагнуться, но не за этим. – Сэм швырнул еще пенни. – Тут требуется еще одна такая монетка.
– А если будет такая? – Сэм показал ему кулак.
– Не поможет.
Сэм бросил на булыжник второе пенни. Йэн набрал побольше воздуха в легкие.
– Спортивное поле будут огораживать. – Ему, казалось, доставляло удовольствие сообщать эту новость. – Его закрывают, отбирают у нас.
– Не имеют права, – сказал Сэм. – Это наше поле.
– И все равно отберут, – оказал Йэн. Сэм всмотрелся в узкое лицо Йэна.
– Ты
Йэн не шелохнулся – не попытался ни высвободиться, ни удрать.
– Вонючий врун! – выкрикнул Сэм.
По всей улице захлопали двери. Из одного дома вышел хозяин с увесистой сучковатой палкой в руке.
– Поосторожней в выражениях, ясно? – сказал он и тут же опустил палку. – Это Сэм Камерон! – крикнул он кому-то в дом. – Можешь себе представить? А я-то думал, что он приличный малый.
Сэму стало стыдно, но он не выпустил Йэна.
– Ну, хорошо, откуда ты это узнал?
– В конторе Брозкока. Пришло письмо мистеру Брозкоку от юриста леди Джейн.
В таком случае этому, пожалуй, можно поверить. Брозкок нанимал шахтерских парнишек убирать свой кабинет, и ему в голову не приходило, что такой парнишка умеет читать, хоть он и учился в школе компании.
Так вот, принялся рассказывать Йэн: пустошь хотят огородить и посреди нее заложат новую шахту. Там, где сейчас стоят крикетные ворота, будет отвал, а там, где поле для регби, будет дробильня. Надшахтный сарай поставят на футбольном поле, где Сэм покрыл себя такой славой, а склад для хранения только что вырубленного угля будет там, где метают кольца. Сэм выпустил брата.
– Знаешь, где тут прокол? – Он вдруг повеселел. – Земля-то ведь общинная, а по английским законам общинную землю нельзя отбирать у народа, этого не может сделать даже великая леди Джейн Тошманго, или графиня Файфская, или как она там, черт бы ее побрал, себя величает.
Йэн пожал плечами.
– Нечего пожимать плечами. Она сдает в аренду эту землю, а мы арендуем ее и платим за это – каждый год в День освобождения углекопов наваливаем задаром бадью с углем. Так что ничего она поделать не сможет.
Йэн снова пожал плечами: он ничему не верил. Сэм улыбался: он верил в закон.
Правда, после этого иной раз ночью, лежа в постели, Сэм вспоминал про поле и начинал волноваться. Не мог он поручиться, что Брозкок и Питманговокая угледобывающая и железорудная компания не попытаются что-то тут предпринять. Тогда он решал, что надо пойти повидать мистера Селкёрка – порасспросить его насчет законов, однако утром, когда он при солнечном свете шагал по сочной зеленой траве к себе на шахту, самая мысль о том, что эту пустошь могут у них отнять, казалась ему нелепой. К тому же Сэм терпеть не мог Селкёрка, эту опухшую красную рожу, за то, что он забивал его отцу голову всякими идеями – «красными идеями», от которых тот лишь терял покой и чувствовал себя несчастным; не мог он простить Селкёрку и того, что он своей трепотней сумел незаметно оторвать от них Роб-Роя. Да нет, ничего они тут не сделают, как ничего не могут сделать с Камеронами, хотя их фамилия и стоит в «черном описке» компании – для устрашения рабочих и их семей. Странно как-то она ведет себя, эта компания: Камероны значатся в «черном списке», а зарабатывают куда больше денег, чем во все предыдущие годы. Угольщики теперь всегда стояли вдоль причалов Сент-Эндрюса – и в таком количестве, что Мэгги Камерон уже не посылала своих детей на Горную пустошь, чтобы вести Камеронов счет.