Камероны
Шрифт:
Видно, правильно они рассудили, не приняв Сэнди Боуна за своего первого гостя. Время уже подходило ко Дню освобождения углекопов, который в угольных поселках, по сути, заменяет Новый год, когда все празднуют и устраивается парад – «пурад», как говорили в Питманго, – а обвалов в шахте не было, никаких пожаров и взрывов не произошло, и никого не обнаружили без признаков жизни, задохнувшимся от газа. Денежки со звоном продолжали падать в копилку, так что скоро урон, понесенный на волнистых рожках, был возмещен, и даже Гиллон почти забыл об укорах совести, глядя на все тяжелевший ящик с серебром.
Три
А тут еще Сару несколько раз заставали на задворках с Сэнди Боуном. Правда, потом Сара неизменно раскаивалась.
– Послушай, – говорила ей Мэгги. – Он славный парень и из хорошей семьи, но держись от него подальше. Ты же только завлекаешь его. Не желаем мы иметь хромого селезня в семье – это мое последнее слово.
Сара всегда говорила «да» и что она, мол, знает и понимает; она всегда плакала от раскаяния и снова попадалась, точно пьянчужка, который клянется не притрагиваться к вину и попадается с бутылкой.
И потом что-то неладное творилось с Сэмом.
За месяц до Дня освобождения углекопов, когда настал его черед положить свою долю в копилку, у него не оказалось ни гроша.
– Где деньги? Что с ними случилось? – спросила тогда Мэгги.
– Я не могу тебе сказать.
– Да ты понимаешь, какой это грех с твоей стороны! – Ни одному из Камеронов и в голову не пришло бы считать, что это не грех.
– Знаю. Могу только заверить, что возмещу эти деньги.
Все были потрясены. Роб-Рою случалось недодать свою долю, но никто еще ни разу так решительно не отказывался давать вообще.
– Дело в Роб-Рое, да? – наконец сказал Гиллон. – Он попал в беду, и ты отдал ему свое жалованье.
Сэм, не поднимая глаз, лишь покачал головой; тут Джемми решил, что все понял, пересек комнату и обхватил брата за плечи.
– Слушай, человече, – сказал Джем. – Кто она там ни есть, не смей жениться. Не один ты виноват – она тоже. Она получила такое же удовольствие, как и ты, так что нечего тебе расплачиваться.
Сэм тщетно пытался вставить хоть слово.
– Пусть посидит недельку-другую на позорном стуле – ничего, не помрет. Не в первый раз такое случается, не в первый раз шахтерский парень добирается до малинки.
– Джем! Джемми!.. – прорвался наконец Сэм. – Ни до какой малинки я не добирался и никому детей не делал.
Это не сразу дошло, потому как загвоздка, казалось, была найдена и проблема решена.
– Что же тогда случилось с деньгами?
– Нет у меня денег.
– Да разве это ответ, человече?
– Другого у меня нет.
До сих пор он никогда еще не подводил Мэгги. И домой приносил не меньше Гиллона. Однако Джемми кое-что все-таки прояснил: слава богу, хоть ребенка в доме не будет – и то хорошо. Мэгги поставила нолик рядом с именем Сэма и сказала:
– Ну, остальные, давайте кладите. – Она произнесла
13
Уже многие годы она держала его под надзором, радуясь малейшему признаку обветшания и упадка.
Дело было в неумелых руках, неумело велось, разваливалось. Мэгги ни разу никого там не видела. Когда-то эта компания снабжала оборудованием все шахты вокруг Кауденбита, да и сейчас еще кое-что поставляла в силу привычки и инерции. Однако мистер Огилви, унаследовавший дело, по-настоящему не интересовался им и не имел к этому вкуса. Материалы хранились кое-как, заказы терялись, задолженность не взыскивалась, машины иной раз подолгу стояли под дождем и под снегом, так что под конец приходилось отдавать их либо по себестоимости, либо даже с убытком, лишь бы вообще продать.
И вот когда один из сыновей старика, Малкольм, умер то ли от пьянства, то ли от падения с лошади, то ли от обеих причин сразу, а его другой сын, Дональд, решил, что он не может больше жить в такой дыре, как Кауденбит, и уехал из Шотландии в Канаду, Мэгги поняла, что настало ее время. Приблизительно через месяц после отъезда Дональда она написала старому мистеру Огилви первое письмо; она уж постаралась написать его возможно более твердым, мужским почерком и подписалась: «М. Д. Камерон».
Нет, ответил он ей, он не собирается продавать дело только потому, что лишился сыновей: ему все-таки надо зарабатывать себе на жизнь. Тогда она ответила, что он, по всей вероятности, неверно ее понял: Группа Камерона, как она себя назвала, вовсе не собирается покупать у него дело, а хочет лишь приобрести опцион на право покупки за сумму, которая была бы приемлема и для него и для них, – на тот злосчастный случай, если вдруг с ним что-то произойдет. Опцион они будут возобновлять каждый год, и всякий раз будут платить ему за это наличными. Она нисколько не удивилась, получив приглашение приехать в Кауденбит в одну из суббот для разговора с мистером Огилви. Зато он очень удивился, обнаружив, что М. Д. Камерон – женщина.
– Баба!.. – сказал он. Ему это показалось необычайно любопытным, необычайно своеобразным, необычайно смешным. – Баба – и вдруг занимается продажей шахтного оборудования!.. – Он улыбнулся и покачал головой. Мэгги не без удовольствия отметила, что во рту у него нет ни одного зуба. – Да это все равно, как если бы баба решила заняться разведением быков.
А она тем временем не без удовольствия отметила про себя, что мистер Огилви так же стремительно шагает под уклон, как и его дело. Достаточно было повнимательнее приглядеться к нему, чтобы понять, что недалек тот день, когда с ним приключится что-то неладное. Он тоже внимательно изучал ее, хотя не так-то просто было разобрать ее черты в потемках, а вернее, в грязном свете, проникавшем сквозь стекла его канторы.