Камешек в небе (= "Галька в небе"). Звезды как пыль (другие переводы)
Шрифт:
А также и по другой причине.
Алварден был родом из Сирианского сектора, который считал себя выше всех в Галактике и в котором антиземные настроения были наиболее сильны. Однако ему всегда нравилось думать, что сам он свободен от такого рода предрассудков. Как ученый, как археолог, он не мог этого допустить. Конечно, он вырос среди привычных мыслей о землянах, как некоей карикатуре на человечество, и даже сейчас слово «землянин» казалось ему уродливым. Но настоящего предубеждения против землян у него не было.
По крайней мере, он так думал. Если бы землянин, к примеру,
Он обдумал эту возможность. Безусловно, у него не возникло бы возражений против того, чтобы есть в обществе землянина или переночевать у него в случае необходимости — допуская, что землянин был достаточно чистым и здоровым. Он, естественно, обращался бы с ним, как с любым другим чужеземцем, думал он.
Не стоило, однако, отрицать того факта, что все же землянин оставался землянином. И здесь уже ничего нельзя было сделать. То был результат созревания Алвардена в атмосфере такого фанатизма, что полнота его была почти неосязаемой, а его всепроницаемость становилась как бы второй натурой.
Теперь же представлялась возможность испытать себя. Он находился в самолете, где его окружали одни земляне, но чувствовал он себя так же, как обычно. Ну, может быть, чуточку по-другому.
Алварден оглядел обычные ординарные лица пассажиров. Предполагалось, что они должны быть иными, чем у чужеземцев, но смог бы он уловить эту разницу, повстречай одного из сидящих здесь людей случайно в толпе на одной из других планет Галактики? Женщины на Земле были отнюдь не уродками. Он нахмурился. Конечно, о смешении путем брака невозможно было даже и думать.
Сам самолет был в его глазах небольшой штуковиной несовершенной конструкции. Конечно, он работал на атомной энергии, но эксплуатация реактивного принципа была далека от совершенства. Прежде всего, силовое устройство самолета не было как следует защищено. Алварден подумал о том, что присутствие потока гамма-лучей и постоянная высокая нейтронная плотность в атмосфере могли бы с успехом воздействовать на землян — по крайней мере эффективнее, чем на остальных.
Потом его взору открылось интересное зрелище. С высоты темных винно-пурпурных слоев атмосферы Земля являла собой странную картину. Массивные и мглистые пространства были окрашены в оранжевый цвет — цвет пустыни. За ними начиналась темная ночная полоса, за которой сумрачной тенью маячили радиоактивные территории.
Смех отвлек его от созерцания Земли. Смеялись, кажется, над пожилой располневшей парой.
Алварден наклонился к своему соседу.
— Что происходит?
Сосед, помолчав, ответил:
— Они женаты сорок лет и теперь совершают Большой Тур.
— Большой Тур?
— Ну да. Вокруг Земли.
Пожилой человек, покраснев от удовольствия, описывал свои впечатления и делился опытом. Его жена тоже время от времени вставляла замечания, уточняя ничего не значащие детали. Оба находились в превосходном расположении духа. Остальные слушали их со вниманием,
А потом кто-то спросил:
— И когда вы подойдете к Шестидесяти?
— Примерно через месяц, — последовал радостный ответ. — 16-го ноября.
— Что ж, — ответил тот, кто задал вопрос, — надеюсь, в этот день будет хорошая погода. Мой отец достиг своих Шестидесяти в чертовски дождливый день. Лило, как из ведра. Я ничего подобного не видел ни до, ни после. Я отправился к ним — в такой день, знаете, каждому хочется иметь провожатого, — и он всю дорогу жаловался на дождь. У нас был открытый «бьюхил», понимаете, и мы все вымокли. «Слушай, — сказал я, — тебе-то не на что жаловаться, папа. Возвращаться-то придется мне».
Раздался общий взрыв смеха, к которому с готовностью присоединилась и пожилая пара. Алварден, однако, почувствовал, как ужас проник ему в душу в то время, как в его мозгу зародилось смутное и неприятное подозрение.
Он сказал своему соседу:
— Эти Шестьдесят, предмет здешнего разговора, я понимаю так, что в этом возрасте подвергаются утаназии. Я хочу сказать, вы убираете их с пути, когда они достигают Шестидесяти, не так ли?
Голос Алвардена заметно дрогнул, так что его сосед, издав последний смешок, повернулся на своем сиденье и оглядел своего спутника долгим подозрительным взглядом. Наконец, он сказал:
— Ну, а вы как думаете, что он имел в виду?
Алварден неопределенно махнул рукой и довольно глупо улыбнулся. Он знал обычай, но только теоретически. Как нечто вычитанное из научного журнала. Но теперь этот обычай предстал перед ним в ином свете, касающемся живых людей, мужчин и женщин, его окружающих. Все они, согласно обычаю, не могли жить больше шестидесяти лет.
Человек, который сидел рядом с ним, по-прежнему не спускал с него глаз.
— И откуда ты такой взялся, парень? Неужели там, откуда ты родом, ничего неизвестно о Шестидесяти?
— Мы называем это «временем», — слабо ответил Алварден. — Сам я из тех мест. — Он ткнул большим пальцем через плечо, и через четверть минуты его недоверчивый спутник перестал сверлить его взглядом.
Губы Алвардена дрогнули. Эти люди были так подозрительны. По крайней мере, эта грань карикатурного образа землян, известная ему с детства, совпадала с действительностью.
Пожилой человек заговорил снова:
— Она отправляется вместе со мной, — сказал он, кивая в сторону своей улыбающейся жены. — У нас остается еще три месяца, но в ее ожидании нет смысла, так она думает, и мы отправляемся вместе. Ведь правда, Чабби?
— О, да, — ответила та, радостно хихикая. — Все наши дети имеют свои семьи и свой дом. Я была бы им только обузой. Кроме того, без моего старика я не смогу как следует насладиться оставшимся временем, так что мы отправимся вместе.
Все пассажиры, казалось, углубились в подсчеты, сколько времени еще осталось у каждого из них, и эти подсчеты даже вызвали споры у нескольких семейных пар.
Один маленький мужчина в плотной одежде и с решительным выражением лица напористо бросил: