Камикадзе. Идущие на смерть
Шрифт:
Прежде чем перестал стучать пулемет и начали стонать и звать на помощь раненые, он добежал. Около двухмоторного самолета полковник строил набранных в лагере добровольцев.
— Что стоишь, ты у меня записан? Лезь!
Скорее, как обезьяна вверх по алюминиевой лесенке! И только стоя в машине — самолет уже дрожал, ревел моторами, раскачивался, за спиной лязгнула запором, закрылась дверь, — вспомнил: «Юкки!»
Полковник устало упал на откидную металлическую скамейку, а Ито подполз к круглому маленькому иллюминатору. Внизу рябило море, а по нему, рассыпавшись, стаями, волоча за собой белые пенные хвосты, шли катера с десантом…
Он успел.
Через несколько часов полета вышел летчик,
В мутном желтоватом оконце приближался, увеличивался новый остров — гористый, коричневый, зеленый, похожий на зверя.
Рыжая от пыли прямая взлетная полоса, в капонирах по обе ее стороны прикрытые маскировочными сетями новые «Зеро» и старые «И» с изогнутыми по-чаячьи крыльями. Двухмоторные, тоже старые, бомбардировщики.
Из барака, рядом с которым торчала мачта, а на ней развевался полосатый ветровой конус, вышел офицер, остановился, как на пружине подбросил к фуражке руку, выкрикнул:
— Четвертая эскадрилья приветствует новых героев.
Горн на побудку подбрасывал ровно в шесть. Вскакивали с коек — окна затянуты сетками от москитов, рамы распахнуты настежь, — торопливо заправляли простыни, ровняли жиденькие, поношенные одеяла, навещали туалет — наскоро сколоченное из досок шаткое сооружение с длинной, пахнущей хлоркой выгребной ямой, — строились на плацу. Огромное с синей каемкой солнце, не успевшее набрать силу, медленно поднималось. Две сотни обнаженных по пояс молодых парней, гулко и дробно стуча сапогами, обегали круг и, рассыпавшись, начинали под гортанные выкрики офицеров приседать, широко расставив ноги, разводить руками, вращать туловища, старательно запрокидывать головы к небу. В небе белыми крестами плавали олуши. Они внимательно следили за движениями людей. Затем утренний завтрак оловянные миски с рисом и кусочками рыбы, чай из огромных медных, начищенных до блеска чайников, столы, накрытые бумажными скатертями, в углу барака ваза с мертвыми, узловатыми ветвями гибискуса. Затем переходили в класс. Здесь на металлическом длинном столе лежала бомба с короткими крыльями и козырьком, под которым дырой зияло место для летчика. Курсанты по очереди залезали в нее и, слушая выкрики офицера, то шевелили рычаги управления, то нажимали кнопки, от которых шли провода к спрятанным в хвосте двигателям — пороховым патронам.
— Не дотягиваешь до цели! — лениво кричал офицер, и курсант послушно нажимал первую кнопку.
— Патрон выгорел, смотри в прицел, снова не дотягиваешь!
— Сто метров высоты… Не дошел, триста метров! — выкрикивал обучающий, и это значило, что если бы все было в жизни и сброшенная с самолета бомба неслась к кораблю, то патроны включены поздно, крылатый снаряд врезался в волны, и теперь разорванный на куски труп летчика плавает вместе с обломками фанеры и лохмотьями одежды, а над местом взрыва уже поднимается дымный могильный клок.
— Следующий! — Очередной курсант занимал место в кабине.
— Курсант Начита попал в борт вражеского корабля, — торжествующе выкрикивал офицер. — Следующий!…
На Сайпан мы высаживались 15 июня 1944 года на западный берег, там были пологие пляжи.
Правда, перед пляжами большой коралловый риф, и, если бы катера и плавучие танки — словом, вся техника застряла на нем, нас раздавили бы, как вшей, соскребли, бросили в воду… Но перед высадкой на риф сплавали наши подводные пловцы, мы называли их «люди-лягушки» за длинные зеленые ласты на ногах. Так вот, ни мин, никаких заграждений на рифе не оказалось. Их японцы не успели поставить. А вообще, когда высаживаешься на остров, жди кучу навоза: в воде акулы и рифы, на берегу —
Они послали для укрепления обороны острова 43-ю дивизию, но половина ее нарвалась на завесу наших подводных лодок. Пять транспортов из семи были торпедированы, плававших в воде солдат подобрали без оружия. Так, без оружия, они и прибыли на Сайпан.
Знаете, как десантные катера ждут команды, чтобы ринуться к берегу? Они выстраиваются — каждый под кормой своего транспорта — в круг. Кружат, как водяные жуки, десятки, сотни катеров и плавающих танков, а потом по сигналу разворачиваются в цепи и волнами прут к берегу. Когда мы уже были готовы идти к Сайпану, по радио объявили, что наши высадились в Нормандии. Но нам было не до того: на берегу уже бегали, как зеленые муравьи, японцы, они рыли в песке ямы и ставили пулеметы… Тут не до Нормандии.
Странные у японцев были тогда радиограммы, одну мне показали в штабе: «Судьба Японской империи зависит от результатов операции, поднимите дух офицеров и солдат, уничтожайте противника решительно, как никогда. Этим вы успокоите императора».
На острове была даже железная дорога, конечно, узкоколейка, ее построил какой-то сахарозаводчик. Сбили наш истребитель «Уайлдкет», и летчик, боясь утонуть или попасть к японцам, не прыгнул с парашютам. Он заметил, как блестят рельсы, и сел прямо на них, на брюхо, не выпуская шасси. Мы подбежали к нему чуть раньше японцев. У летчика схватило живот, и он сидел под кустом.
— Скажи спасибо своей машине, что она сумела так сесть, — сказал я ему. И знаете, что он ответил?
— Да, если бы она еще и умела готовить, я бы женился на ней.
Когда американцы заняли Гарапан, госпиталь перевели в глубину острова, в пещеру. Сначала раненых приносили каждый час, потом они перестали поступать, и Юкки поняла, что американцы уже совсем близко.
Сестры перебегали от одного раненого к другому, было всего три врача, они только резали раны и удаляли осколки, женщины перевязывали и давали пить. Пахло сырой кровью, йодом и карболкой. Юкки поила раненого, когда в пещеру вошел низенький, в разорванном запыленном кителе генерал.
— Уходим на север, — сказал он. — Все ходячие больные уйдут со мной. К моему глубокому сожалению, остальных я должен оставить. — Он повернулся к врачам: — Они должны умереть достойно. Понимаете?
Генерал вышел, и следом за ним потянулись, кто на костылях, кто с палками, а кто просто, опираясь на руки.
— Юкки, — сказал главный врач, — все сестры тоже должны уйти. Уходите быстрее!
Но она успела увидеть. Они приготовили три шприца, даже не кипятили их, а просто положили в карманы, взяли какие-то флаконы и стали обходить больных, койка за койкой, ряд за рядом. Они наклонялись, делали укол, больной вытягивался, словно от боли, и тут же замолкал.
Затем она вышла из пещеры и стала помогать раненым. Они уходили, как приказал генерал, на север к последнему мысу, мысу Марпи-пойнт. На Юкки был белый халат, и ее хотели забрать сестрой в «Последний штаб» — так называли еще одну пещеру, где генералы Саито и Игета и адмирал Нагумо готовились встретить приход американцев. Она незаметно сбросила халат.
— А где же сестра?
— Убежала, погань.
Последний штаб!… Генерал Игета сказал:
— Надо кончать, завтра утром мы бросим все оставшиеся части в последнюю атаку. Мы пойдем в атаку вместе с солдатами.