Камин для Снегурочки
Шрифт:
– Ну, поезд, поезд, – бубнил Аркадий. – Поет песню такой пацан, он, вообще-то, сам, похоже, с зоны, его там унижали, под шконки пинали, а потом он заавторитетился, и с ним даже собаки здороваться начали!
– Это кто ж такой? – растерялся Свин.
– Кит Ларусев? – предположил Ваня.
– Не, – быстро ответил Аркадий, – зеленый такой, с ушами… ну… ну… поезд!
Глаза Костика медленно расширились.
– Знаю, – подскочил он, – вот! «Теперь я Чебурашка, мне каждая дворняжка при встрече смело лапу
– Уже ближе, – кивнул хозяин, – только там про вагон.
– «Медленно минуты улетают вдаль», – запела Рита, – ну и так далее, там еще дальше есть… «катится, катится голубой вагон».
– Во, – шлепнул себя по коленям Аркадий, – она! Дальше про эскимо и день рождения!
– «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете», – мигом сориентировался Ваня, – только это же разные песни.
– А вы их как одну спойте, – подмигнул Аркадий, – для моей любимой жены Аллочки, именинницы.
– Да, – икнула самая блондинистая блондинка, – хочу.
Рита растерянно глянула на Костика.
– Вообще-то, я слов не знаю, только обрывки.
– Ерунда, – тихо ответил гитарист, – начали.
Рита взяла микрофон и чистым, сочно окрашенным голосом завела:
– Теперь я Чебурашка, ла-ла-ла, слов не знаю, день рождения раз в году, голубой ваго-он! Катится, катится голубой вагон…
Блондинки завизжали, Наталья Ивановна, стоявшая в проеме двери, ведущей в кухню, усмехнулась, мужики начали дружно сопеть. Вдруг откуда-то сбоку понесся чистый голосок, настоящее сопрано. Неизвестная певица, нисколько не фальшивя, выводила в унисон с Ритой.
– А-а-а-а…
Я оглянулась по сторонам. Кто же это, интересно, поет? Блондинки едят пирожные, согласитесь, с набитым ртом трудно издавать даже обычные звуки, а мужчины мирно спят.
– А-а-а-а, – подпевала неизвестная личность, причем делала она это мастерски.
Чуть подучить девушку – и из нее определенно выйдет звезда, на нашей современной эстраде такой чистый голос редкость. Вон куда забралась, легко берет «верх». Свин повертел головой в разные стороны, потом глянул на меня. В его глазах застыло явное удивление. Я развела руками и показала пальцем на свой закрытый рот.
– А-а-а-а…
Музыканты тоже начали оглядываться, Рита взяла ниже, голос опустился тоже, певица «поднялась», незнакомка вторила ей.
В полном изумлении я обвела взором огромный каминный зал, ей-богу, его акустике может позавидовать Кремлевский дворец съездов, и вдруг обнаружила, кто обладает певческим талантом.
На небольшом бархатном диванчике восседала собачка, маленькая, рыженькая, лопоухая, с острой мордочкой. Ей глаза были полузакрыты, нос высоко поднят, а из горла лились просто волшебные звуки.
– А-а-а-а…
Рита тоже приметила «коллегу», в ту же секунду она осеклась, Костик перестал нащипывать гитару, Ваня захихикал.
– Давай
– Ага, – подхватил Вова, – вот это: а-а-а-а! Прямо за душу рвет!
– Мы хотим плясать! – заорали блондинки.
– Ну и пошли вон, – рявкнул Аркадий, – надоели! Желаем оперу слушать! Эй, парни, сбацайте печальное, а ты пой медленно, торжественно: а-а-а-а, мы отдыхать будем.
– Танцевать, – хныкали девушки.
– Сказано, пошли вон! – покраснел Аркадий.
– Брысь отсюда, – топнул ногой Вова, – разговорились! Бабе надо место знать!
Остальные мужчины продолжали спать, никак не реагируя на внешние раздражители.
Блондинки выпятили пухлые губки, потом встали и с самым гордым видом прошествовали к дверям. На пороге киска обернулась и прошипела:
– Имей в виду, Вовчик, тебе это будет дорого стоить!
– Ладно, ладно, – отмахнулся муж, – завтра поедешь и купишь себе брюлики, а сейчас испарись, мы отдыхать хотим.
Девицы ушли. Вова и Аркадий с наслаждением закрыли глаза. Музыканты заиграли что-то тягучее, похожее на похоронный марш. Рита собралась было открыть рот, но ее опередила собачка, решившая на этот раз выступать соло.
– А-а-а-а, – полетело под сводами зала.
– Кайф, – простонал Вова, – вот она, сила искусства, послушаешь такое и чище становишься, лучше…
Рита отошла в сторону и села на банкетку.
– А-а-а-а, – выводила собачка.
Понимая, что сейчас захохочу во весь голос, я сбежала на кухню и спросила у Натальи Ивановны:
– Можно я тут посижу? Тихонько, там концерт идет.
– Надо же, – вдруг улыбнулась прислуга, – с чего бы это Лапа завыла? Она такое впервые проделывает. До сих пор, кто ни приходил, молчала, а тут – нате, заливается как соловей! А вы кем у них работаете? Танцуете или поете?
Я улыбнулась.
– Я не творческий человек, разрешите представиться, Таня, домработница Глафиры.
Лицо Натальи Ивановны приняло человеческое выражение.
– Зови меня Наташей, – совсем другим тоном сказала она, – еще поспорить можно, кто из нас более творческий: мы или они! Знаю ихнюю кухню, сплошной обман! Голосов никаких, одна аппаратура. А суп-то так просто не сварить, вдохновение нужно. Ну-ка, попробуй мой кофе.
Я взяла протянутую чашку, отхлебнула и совершенно искренне воскликнула:
– Восторг! Там кардамон, корица и чуть-чуть какао!
– Угадала, – прищурилась Наташа, – между прочим, никто рецепта не знает!
– Вы так профессионально говорите об уловках шоу-бизнеса, – решила я польстить женщине.
Наташа скривилась:
– Да уж, насмотрелась. Одно время я работала у дамы, которая пыталась стать певицей, у меня с тех пор просто аллергия на этих кривляк.
– Что, такая противная хозяйка попалась?