Камин для Снегурочки
Шрифт:
Вот тут Наташе стало ее по-настоящему жаль. Бедная, затюканная отцом – дебоширом и пьяницей девушка. Наташа сама провела детство около обнимающейся с бутылкой мамы и знала, что за счастье жить рядом с алкоголиком.
– Это ужасно, – внезапно вырвалось у меня, – постоянно находишься в страхе, ждешь, когда ключ в замке повернется, и задаешься вопросом, какой он явится. Совсем плохой или еще ничего. Это изматывает хуже скандалов!
– Сама небось с пьяницей живешь, – покачала головой Наташа, – гони его в шею! Имей в виду, все они захребетники.
Я прижала к груди внезапно онемевшие руки. Похоже, в моей жизни
В общем, жизнь в коттедже постепенно наладилась. Таня перестала бояться Наташу, а та больше не злилась на Настю, пришлось примириться и с тем, что малоприятная Звягинцева теперь полноправная хозяйка дома. Только приезды Свина нарушали статус-кво. В присутствии продюсера Настя делалась неуправляемой и хамила Наташе по полной программе. Сам же Свин прислугу иначе чем «эй, ты» и «чмо» не величал. Ему доставляло радость видеть, как домработница сначала свирепеет, а потом начинает плакать.
Сообразив, что Семен специально обижает ее, Наташа стала держать себя в руках и на все придирки Свина спокойно отвечала: «Слушаю! Как изволите! Что пожелаете?»
Теперь уже Свин начинал злиться, натолкнувшись на каменную стену равнодушия, сквозь которую не проникали брошенные им бранные слова. Поняв, что сумела переиграть продюсера, Наташа удвоила осторожность и ни разу не дрогнула, не крикнула, не дала повода пожаловаться на нее Лавсанову. Даже когда продюсер столкнул локтем со стола стакан с чаем и горячая жидкость вылилась на ногу Наташе, она не зарыдала. Настя поняла, что Свин переборщил, и бросилась к прислуге, восклицая:
– Господи! Это же так больно! Он случайно!
– Да, – сдерживая слезы, кивнула Наташа, – можно я отойду, обработаю ожог?
– Конечно, конечно, – закивала Звягинцева, – ложись отдыхай, Танька уберет. – Время лишь семь часов, – напомнила Наташа.
– Все, – засуетилась Настя, – твой рабочий день окончен.
Наташа взяла в аптечке мазь, наложила толстым слоем на красную кожу, надела носки и легла. Неожиданно ее свалил сон.
Проснулась она около одиннадцати вечера, нога болела нестерпимо, очевидно, мазь не помогла. Вспомнив, что в кладовке, где хранятся продукты, есть запас лекарств, Наташа, хромая, доползла до кухни, открыла дверь и вошла в чулан. Впрочем, чулан не совсем верное слово, это была большая комната, в которой на стеллажах хранилась уйма вещей. Тут стояли банки с компотами, соленьями и вареньем, консервы из овощей, пакеты с крупами. Еще здесь имелся шкаф для вина, морозильник и всякая ерунда типа аптечки, тут же хранились рулоны туалетной бумаги, салфетки, электролампочки и прочая чепуха, столь нужная в быту.
Наташа стала рыться в ящичке в поисках какого-нибудь средства, чтобы унять боль в обожженной ноге.
Внезапно на кухне послышался шум.
– Скот, – произнес Лавсанов.
– Серега, ты что? – забубнил Свин.
– Положи на место, – рявкнул хозяин, – верни по-хорошему!
– Я ваще ничего не пойму! – воскликнул Свин.
– Где орел? – спросил Сергей.
– В сейфе, – вклинился в разговор
– Вот что, голубки, – жестко заявил Лавсанов, – верните орла по-хорошему, и разбежимся без проблем. Я, памятуя о прежних отношениях, шум поднимать не стану. Орел не мой, он принадлежит Роману Кнутову. Я тебе, Настя, об этом говорил, лучше его верните.
– Сережа! Ты… – завела было Звягинцева.
– Не начинай, – оборвал ее любовник.
– Ваще, – заныл Свин, – какой, блин, орел? О чем речь? Никак не врублюсь!
– Пошел вон, сукин сын, – ответил Лавсанов, – прикидываешься одуванчиком? Хочешь объяснений! Ну, получи!
Наташа, трясясь от страха, стояла, прижав к себе коробку. Потом она подошла к двери кладовки, чуть-чуть приоткрыла ее и одним глазом стала наблюдать за происходящим.
Лавсанов облокотился о мойку и, с презрением глядя на Свина и Настю, заговорил. Наташа с трудом понимала, что происходит. Но когда суть дела стала ей ясна, домработница чуть не завизжала от радости, похоже, сладкую парочку выгонят сейчас вон.
У Лавсанова имелся друг, некий Роман Кнутов. Наташа никогда не видела этого парня и впервые слышала его имя. Но сейчас Сергей говорил о Кнутове, как о лучшем приятеле. Так вот, Роман отдал Сергею на хранение очень ценную вещь, которую Лавсанов называл орлом. Отчего Кнутов не положил сокровище в банк, по какой причине не захотел хранить его у себя дома, Лавсанов не объяснил. Естественно, орел лежал в сейфе. Сергей изредка проверял его наличие. Сегодня, решив в очередной раз удостовериться, что ценность на месте, Лавсанов не нашел раритет. И теперь он требовал:
– Верните орла и, возблагодарив меня за доброту, убирайтесь вон!
– Сбрендил! – закричала Настя. – Мне-то он зачем?!
– Верни его!
– Я тут ни при чем. Если Свин спер, то какой с меня спрос?
– Я даже не ходил наверх, – замахал руками продюсер, – и ваще, я не в курсах, что ты где хранишь. Ну сам подумай, я Настю раскручиваю, мне охота ее звездой сделать, ты бабки даешь, ну кто станет рубить сук, на котором сидит?
– Ты, – спокойно прервал его Сергей, – и она! Вы оба! Если сейчас не отдадите, конец вам. Я точно знаю, что его вы взяли.
– Да? Откуда же? – прищурилась Настя.
Наташа, вспомнив про видеосъемку, замерла в радостном предвкушении. Вот сейчас Лавсанов скажет про камеры и выгонит наглецов вон.
Но Сергей лишь улыбнулся:
– Знаю, и все.
– Глупости, – топнула ногой Настя, – ты слишком много вина выпил, вот и несешь чушь. Орел на месте.
Лавсанов покраснел:
– Можем вместе подняться в кабинет и посмотреть, сейф пуст.
– Прислуга сперла, – быстро сказал Свин, – больше некому.
– Нет. Они вне подозрений. Это ты подсмотрела код, я часто при тебе в сейф лазил.
– Ага, меня-то обвиняешь, а свою сучку Наташку… – завела было Настя.
Тут Сергей отвесил любовнице пощечину. Настя взвизгнула и вцепилась ему ногтями в лицо, началась драка. Наташа зажмурилась, больше всего ей хотелось испариться из чулана, но она боялась выйти и теперь стояла с закрытыми глазами. Некоторое время на кухне раздавался визг Звягинцевой и мат дерущихся мужчин. Потом вдруг стало тихо, так пронзительно, что Наташа открыла глаза и сквозь все ту же щель увидела жуткую картину.