Камни его родины
Шрифт:
– Но какое отношение все это имеет к нашему разговору? – спросил Винс, непонятно почему придя в хорошее настроение.
– К нашему разговору? – Рафф почесал затылок. – Ах, ты о том, куда я поеду или почему остаюсь на Востоке? Конечно, имеет. Мне все равно, где устроиться. Только бы подальше от больших городов, будь они прокляты.
– И от клиентов, – добавил Винс.
– На мой взгляд, – сказал Эбби, – тебе вполне подошел бы Уолден-Понд [24] .
Рафф рассмеялся.
24
Эбби
– Винс, если ты после окончания университета не зашибешь по меньшей мере миллион долларов, я с тобой раззнакомлюсь. – Потом он обратился к Эбби: – Не кажется ли тебе, Эбби, что когда-нибудь нам придется работать на этого типа?
– Абсолютно уверен, – сказал Эбби.
– Что ж, для хорошего чертежника место всегда найдется, – пошутил Винс.
– Кто хочет свежего кофе, идите сюда! – крикнула Нина Уистер из холла. Винс увидел в дверях ее стройную фигурку в синем комбинезоне. "Прямо ледышка какая-то, – подумал он. – И как только Эбби ухитряется разводить пары, не понимаю!"
Рафф снова зевнул, потянулся и хрустнул пальцами.
– Пошли. – Он задержался в дверях, ожидая, пока Эбби и Винс встанут.
Когда они вернулись к себе, в залитую светом, продымленную, благоухающую клеем, кофе и сигаретами дипломантскую, Эбби устало сказал:
– Конечно, это глупо, но я уверен, что буду тосковать по нашему старому, грязному, мрачному Уэйр-Холлу.
Эта калейдоскопическая, последняя перед выпуском неделя ознаменовалась важным событием, которое сразу определило не слишком ясные планы Раффа на будущее – во всяком случае, на ближайшее будущее.
Произошло оно на следующий день после защиты проектов. Как следует отоспавшись ночью – это был вполне заслуженный сон – и посвятив день приведению себя в порядок и сборам в дорогу, студенты – в их числе и Рафф – к вечеру сползлись в Уэйр-Холл. Укладывая в кожаный, выложенный бархатом футляр свои чертежные инструменты и связывая вместе рейсшину и угольники, Рафф в то же время подкреплялся виноградом, отрывая ягоду за ягодой от кисти, лежавшей перед ним в бумажном пакете. Он уже начал опоражнивать ящики стола, когда к нему подошла Нэнси Бил, секретарша декана.
– Рафф Блум, – весело сказала она со своим балтиморским акцентом, – вас вызывают. Срочно!
Он закрыл ящик, любуясь Нэнси, ее платьем, как всегда ярким и изящным, ее каштановыми зачесанными назад волосами, кокетливо перехваченными шелковой лентой.
– Кому это я срочно понадобился? – спросил Рафф. – Знаю я вас. Они всегда посылают вас вперед. Пользуются вами как буфером.
Под его беззаботным тоном скрывался страх: он боялся дурных вестей из "Сосен". Потом он отмахнулся от этой мысли и вспомнил тот весенний день, когда имел глупость явиться к Нэнси в надежде найти у нее желтый конверт с телеграфным извещением о присуждении премии – конверт, который так и не пришел...
– Так кому же я понадобился? – повторил он.
– Высокому начальству, – сказала Нэнси. – А теперь идемте, слышите? – Она подала ему руку, и они пошли к выходу;
Войдя в кабинет Мэтью Пирса и увидев высокую фигуру декана, его ледяные глаза и неподражаемое изящество, Рафф вдруг остро почувствовал неприглядность своего костюма: все те же грязные, измятые армейские брюки и белая бумажная тенниска. В том, как Пирс предложил ему сигарету, было что-то такое, что заставило Раффа отказаться; у него пересохло во рту, перехватило дыхание от недобрых предчувствий.
– Похоже на то, – начал Пирс, закурив и вновь усевшись за свой покрытый стеклом письменный стол, – похоже на то, Блум, что начальство горит желанием избавиться от вас. Придется вам попутешествовать.
Скрывая тревогу, Рафф смотрел на стол, украшенный маленьким гипсовым макетом нового здания архитектурного факультета.
– Во всяком случае, – продолжал Пирс, – фонд Филипа Кейна Келлога ставит такое условие, когда выдает стипендию.
У Раффа вспотели ладони; он открыл было рот, но, онемев от неожиданности и тщетно стараясь овладеть собой, снова закрыл его.
– Я решил предупредить вас заранее, – сказал Пирс, – чтобы во вторник, когда я объявлю об этом официально, вы могли проявить больше самообладания, чем сейчас. Поздравляю.
Рафф пожал протянутую ему руку, вспоминая о своем первом, неудачном знакомстве с Пирсом. Он считал тогда, что произвел на декана самое безотрадное впечатление. А что это за стипендия Келлога? Кажется, ее присуждают авторам выдающихся дипломных проектов, чтобы дать им возможность попутешествовать.
– Конечно, – продолжал Пирс, – по правилам фонда вы можете ехать куда хотите, но если вы отправитесь очень далеко, то полутора тысяч долларов хватит ненадолго. – Он помолчал, задумчиво глядя в окно. – Летом Рим особенно хорош...
Нэнси Бил поджидала Раффа. Когда он вышел из кабинета, совершенно очумевший, она поцеловала его со словами:
– Я ведь узнала еще вчера вечером и так боялась проболтаться, что чуть не лопнула!
По знакомой винтовой лестнице он поднялся на третий этаж, прошел между длинными рядами чертежных столов и открыл дверь в дипломантскую.
Первое, что он увидел, была круглая озорная физиономия Бинка Нетлтона.
– Эй, Рафф! – заорал тот, увидев его. – А ну-ка, выкладывай! Не такая девушка Нэнси Бил, чтобы потащить человека вниз просто так, ни с того ни с сего. Что случилось? – Рафф ответил не сразу, и Бинк выходил из себя: – Давай же, давай, кривоносый ты ублюдок! Выкладывай!
– Я получил стипендию Келлога, – выговорил наконец Рафф.
Он пробрался к своему столу, и тут Эбби Остин принялся трясти ему руку, а потом за него взялись Винс Коул, и Бинк, и Джимми Ву, и Бетти Лоример, и все остальные, и даже Нед Томсон, проект которого был забракован.
– Куда же ты поедешь, Рафф? – кричал Бинк. – Конечно в Париж, а? Представляю тебя в Париже! Пораспутничаешь всласть – сам Филип Кейн Келлог перевернется в гробу!
– Я думаю, – Эбби смотрел на Раффа с грустью, а может быть, и с гордостью, – я думаю, ты поедешь в Европу, правда?