Камни последней стены
Шрифт:
— Всех, — повторил она, — без исключения.
В такие минуты он обычно восстанавливал равновесие, пытаясь пошутить, чтобы разрядить ситуацию.
— Приятная перспектива, — сказал Дронго. — Значит, меня попросили помочь только до того момента, пока я буду нужен.
— Не знаю, — ответила она, — но если мне поступит приказ… Если я получу задание, я должна буду… Ты меня понимаешь?
— Красивый ход, — спокойно кивнул он, — известный эксперт гибнет от рук прекрасного агента. Какая романтическая история. Только не перепутай, а то тебе поступит приказ меня охранять, а ты решишь, что пришло указание отрезать мне голову.
— Ты напрасно
— Я его найду, — сказал Дронго, глядя ей в глаза. — Думаю, мне не придется подвергать тебя испытанию. Я его постараюсь найти.
— Ты странный человек, — произнесла Лариса, — у меня такое ощущение, что я знакома с тобой уже много лет. Ты всегда вешаешь таблички на дверях своих номеров, чтобы тебя не беспокоили?
Он понял, что она говорила об отеле в Эрфурте. Очевидно, ночью она выходила из своего номера и видела эту табличку. Дронго улыбнулся.
— Такая табличка обычно висит у меня на груди.
— Я вижу, — сказала она, — любой другой воспользовался бы ситуацией позавчера в Зуле, а ты храпел всю ночь. Даже Андрей Константинович был не ангелом, а ты…
— Это мой принцип, — твердо сказал Дронго, глядя ей в глаза. — Я не считаю, что порядочно лезть под юбку женщине, воспользовавшись обстоятельствами. С Габриэллой было по-другому, ей нужна была эта поддержка. Ей важно было почувствовать себя в этот момент понятой. А во всех остальных случаях я стараюсь вести себя как нормальный человек, а не скотина.
— Да, — кивнула она, — я вижу.
Лариса поднялась, взглянула на часы.
— До отхода поезда осталось около часа. Нам нужно собираться, если мы хотим успеть сегодня в Берлин. Следующий поезд через три часа.
Он смотрел на нее и думал, как сложно устроена жизнь. Эта молодая женщина с красивыми глазами уже успела получить такой страшный удар. Может, в этом и есть истинный смысл жизни. Уметь превозмогать боль, выдерживать удары судьбы и радоваться жизни наперекор всему. Даже смерти.
Майкл Кардиган собирался вылететь сегодня вечером в Тель-Авив, когда Барлах сорвал все его планы. Он вызвал к себе одного из охранников, дежуривших у его палаты, и попросил срочно пригласить в палату кого-нибудь из сотрудников ЦРУ.
Узнав об этом, Кардиган повернул машину из аэропорта, куда он направлялся. Пока он добирался до госпиталя, там уже побывал Данери и побеседовал с Барлахом. Кардиган приехал к Страусу, понимая, что предстоит интересный разговор. Как раз в тот момент, когда Кардиган вошел в кабинет Страуса, там появился Данери. От аэропорта до центра города было совсем недалеко, минут пятнадцать езды.
Он докладывал о своем разговоре. Его вызвал Барлах и попросил передать сообщение во «Франкфуртер Рундшау». Страус показал Кардигану записку. Там было всего лишь несколько слов, стандартное объявление.
— Он сообщает, что готов принять документы, и деньги будут на счетах к десятому ноября, — объяснил Страус.
— Вы же говорили, что они пользуются как почтовым ящиком другой газетой, — напомнил Кардиган.
— Верно. Только они настоящие профессионалы. Нельзя обмениваться информацией в одной газете. Информатор Барлаха дает сообщения в «Зюддойче Цайтунг», а Барлах отвечает в другой
— Они предусмотрели все варианты, — согласился Кардиган. — Я вернулся прямо из аэропорта. Думаете, мне нужно подождать?
— Во всяком случае, до того момента, пока мы не дадим объявление. Посмотрим, что из этого получится. Нужно будет успеть дать в завтрашний номер, чтобы в номере от первого ноября получить ответ. Или хотя бы от второго. Тогда мы будем знать, что именно они хотят. Номер почтового ящика нам уже известен, и Барлах наверняка захочет получить номер газеты. Наши шифровальщики уже трудятся над текстом. В случае необходимости мы можем дать нужный текст, отпечатав специально для Барлаха единственный номер газеты.
— Правильно, — кивнул Кардиган. — Нам нужно сделать именно так, чтобы узнать, с кем и когда он будет встречаться. Может быть, тогда нам удастся перехватить эти документы.
— Странный вы человек, Кардиган, — сказал, доставая очередную сигару, Страус. — С одной стороны, у вас есть необходимый для нашего дела разум, вы достаточно напористый, смелый, наглый тип. А с другой — все еще пытаетесь придумать любые способы, чтобы обмануть своего конкурента или своего коллегу. Это не всегда проходит, Кардиган, нужно хотя бы иногда соблюдать правила игры.
— Я вас не обманывал, — чуть покраснел Кардиган, взглянув на Данери. Ему было неприятно, что Страус затеял этот разговор в присутствии постороннего.
— Мы должны думать не о деньгах, а об этих документах, — назидательно сказал Страус, поднимая руку с толстыми пальцами с зажатой в них зажженной сигарой.
— Я и думаю о документах.
— А заодно, как их обмануть и не отдать денег. Но так не бывает, Кардиган. По долгам нужно платить. Я думаю, эти документы стоят любых денег. А если еще выяснится, что на Барлаха работает неизвестный нам информатор, связанный с какой-нибудь группой, «законсервированной» еще в прежней Германии, то я буду считать это самым большим достижением нашей резидентуры за все время моей работы здесь, в Берлине.
— Вы сами сказали о специальном номере газеты.
— Верно. Но для того, чтобы связаться с информаторами, а не для того, чтобы оставить себе деньги. В таких случаях нельзя рисковать, могут пропасть документы, а они для нас важнее всего.
— Согласен, — вздохнул Кардиган. — Я позвоню и перенесу свой отъезд на второе ноября. Надеюсь, до этого времени у нас будет конкретный результат.
Поздно вечером они прибыли в Берлин. Дронго заказал два номера в берлинском отеле «Кемпински Бристоль». Ночью следовало отправиться в восточную часть города, в бар «Красный Дракон», указанный Менартом. Отель «Кемпински Бристоль» находился на знаменитой Курфюрстендам, в западной части города. Когда Берлин был разделен Стеной, именно здесь формировался новый центр Западного Берлина. Железная дорога, ведущая в Восточный Берлин, проходила совсем недалеко, за отелем. Роскошный отель, насчитывающий более трехсот номеров, был известен как лучший в Западном Берлине. Уже после объединения на месте существовавшего в двадцатые и тридцатые годы отеля появился новый «Адлон» на Унтер ден Линден, рядом с Бранденбургскими воротами. Он стал самым роскошным и дорогим в объединившемся городе.