Камни Таэры I: Любовь и Закон
Шрифт:
– Как зовут-то тебя? Ты только встаешь во сне – или еще и ходишь? – спросил вертлявый худой Варв, сидящий напротив Тионы.
– Нита меня зовут. Я не помню на утро ничего,– ответила она.
– Сестра во сне ходит, – сказал Дэмэр. – Даже на порог выходит. Один раз даже на крышу залезла – вовремя сняли.
– Ну, тогда девке житья не будет, если не сводить в храм Лунной Девы. Глядишь – и поможет, – важно сказал Глок. – Так – что, выпьем? Хозяин, неси вина! Яблочного, малинового, на меду – всего понемногу! Проходите смелей, девчата! Гран, забацай удалое!
Девчата – в основном темно-русые, одетые примерно в такие же шерстяные рубашки
Гусляр сыграл вначале просто веселую мелодию. Темно-русый, с пронзительно-синими глазами, в меру загорелый, с небольшими черными усиками, он чем-то не вписывался в ряды остальных. Внимательно-настороженный, он, по-видимому, был пришлый здесь: скрывался от рекрутского набора в деревенской глуши. Руки, явно не знавшие невода, выдавали в нем городского жителя, хотя на парне сейчас была сельская красная рубаха, какие носят по праздникам, и синие рыбацкие штаны. Глянув на всех свысока, закинув назад лихую челку, он запел:
– Когда лихим я парнем был -
Эгой, терли, тарам!
Я славно плавал по волнам,
По синим по волнам!
Когда на сушу выходил -
Эгой, терли, тарам!
Я по своим делам ходил -
По выгодным делам!
Не знал забот я и труда,
Эгой, терли, тарам!
Я был, как вешняя вода -
Где я, там тарарам!
Но как-то раз, идя на дно,
Эгой, терли, тарам!
–
Я повстречал русалку там-
Где скучно и темно.
И с этих пор, и с этих пор -
Эгой, терли, тарам -
Себе я места не найду,
Блуждая по горам.
Вздыхаю я на небеса,
И чахну ото дня,
Страдая: где же та краса,
Та, что спасла меня?
– Гей, друзья! Следовательно – выпьем еще! – вскричал Будрик. – За то, чтобы русалки, инфузы, лярии, гидры и большие пиявки не мешали хорошему улову славных рыбарей!
– Ура! – раздалось несколько голосов.
А Гран запел снова:
– Тьма времен, и гулкий день
Прощанья.
Мы уходим, словно в никуда…
Расставанья, нивы, расстоянья,
Снова расстоянья и вода…
Убегая от судьбы далече,
Превращаясь в дней
безумных пыль,
вспомним ли далекий этот вечер,
и веков серебряную быль…
Нас расставили,
иль просто – разметали,
будто проиграли в дурака…
На губах противный вкус металла,
А в сердцах -
лиловая тоска.
– Эй, гусляр! Совсем в грусть вогнал! Повеселей! Про войну – не надо. Давайте, ребята, еще вздрогнем по маленькой, кому хорошо пошло? – прервал песнь кто-то из рыбарей. Гусляр пробежал лениво по гуслям, улыбнулся и продолжил вечер другим своим напевом:
– Ты – рыбарь, и я – рыбарь,
И такие мы, как встарь
Были деды.
Если надо – на войну,
Только защищать страну
я поеду.
Ты – рыбарь, и я – рыбарь,
Значит, бросим мы, как встарь
Невод в море.
Коли псы и стервецы -
Значит – всё, трави концы
На просторе.
Значит – залегай на дно,
там прохладно и темно,
и
а то нас ждет подсечка.
Ты рыбарь, и я – рыбарь,
Значит – друг, а не звонарь,
Богу – свечка.
– Пойдем потихоньку, пора нам и поспать, а рыбари – пускай дальше развлекаются, – шепнул Тионе и Сэду мастер Цэн.
– Уходим, – тихо сказала та, в свою очередь, Дэмэру.
Они потихоньку направились к стойке таверны и выходу рядом с ней на второй этаж. Мастер Цэн подозвал знаком хозяина. Толстый Будрик был уже сильно пьян.
– Где можно заночевать, уважаемый? – спросил у него мастер Цэн.
– Свободны почти все номера, вот, хочешь – третий и пятый, – и он стал снимать со связки ключи.
– Достаточно одного третьего. У девушки – лунная лихорадка. За ней нужен глаз да глаз. Ты ведь не хочешь проблем?
– Ну – как хотите. Там всего три койки – но можно и на полу. Если не гордые, – и он протянул ключ.
Путники поднялись наверх по скрипучей лестнице. Нашли свой номер – и заперлись в нем, оставив ключ в замке. Мастер Цэн лег на полу, около входа, а остальные заняли кровати. В ногах у Тионы примостился муррен. А на подоконнике, шумно хлопая крыльями, устроился черный ворон. Занял сторожевой пост.
9
И вновь – сон…
В одной из комнат дворца горят свечи. В соседней – темно, на постели лежит Лорелея, глядя в потолок и пытаясь заснуть. В приоткрытую дверь она видит, как её мать ходит из угла в угол, как неприкаянная. Потом присела на диван около столика. Посмотрела в окно, где высоко взошла ущербная луна. В руках она теребит шелковый носовой платок с литерами аппа и этта. Откинув голову на спинку дивана, прикрыла глаза.
В это время, в дверь постучали. Потом, не дождавшись приглашения, в комнату вполз Себастиан. Лорелея содрогнулась, закрыла глаза, делая вид, что спит.
– Доброй ночи, леди Азалия, – сказал Себастиан бесцветно. – Я зашел к вам сказать пару слов.
– Как вы вошли на женскую половину? – спросила леди Азалия таким же безучастным тоном.
– Я многое могу, не так ли? А пришел я сообщить, что завтра будет общий бал, где должны присутствовать и вы с дочерью, а потом фаворитки-воспитанницы поедут в пансион, тот самый, в котором им предстоит учиться. В пансион ваша дочь может поехать и без вас. А вы, на следующий день после бала, последуете по указанному мною адресу. Там мы проведем … Небольшую церемонию, после которой вы будете нам верны. Там вы и остановитесь, пока ваша дочь будет учиться. А руководить вами и направлять вас будет сестра Исса. Хорошо запоминайте адрес, по которому явитесь: улица Роз, десять. Большой желтый дом с колоннами. Вход через сад с витой металлической оградой. А чтобы вы обязательно явились, я заберу у вас вещицу: медальон вашего мужа. Мы вам выдали его только на время, дабы вы с легкостью прошли проверку древности вашей крови, и чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов. Драгоценности на даме древней крови всегда наличествуют… Но теперь, отдайте мне его назад: он может вызвать в вас неуместное стремление к свободе. Завтра же вы наденете эту брошь, – и он протянул Азалии брошь с малахитом, обрамленным сложным золотым узором. Леди Азалия медленно сняла с шеи серебряную цепочку с кулоном из аметиста и протянула Себастиану. Он взял лежащий на диване носовой платок и, обернув им руку, взял амулет с аметистом и вместе с платком засунул себе в карман.