Камни вместо сердец

Сэнсом Кристофер Дж.

– Да. Вы с ним знакомы? – поинтересовался я.

– Нет, но отец знает его. – Пригнувшись к столу, Эдвард громко произнес: – Мастер Шардлейк спрашивает меня о новом сассекском коронере.

Его отец наклонил голову:

– Сэмюель Пакенхэм не станет воскрешать старинную историю. Как сделал бы и я сам. Он займется ею, когда придет нужное время.

– Однако, сэр, им придется привлечь к расследованию и вас, – сказал я, – как проводившего первое дознание.

– Надо думать, вы правы. Однако они не найдут ничего нового… по прошествии двадцати-то лет! Кто теперь скажет, что там было… Возможно, Феттиплейс убил

своего работника, а потом себя самого. Семейство это нельзя назвать здоровым, ведь, как вам известно, дочь Феттиплейса сошла с ума. – Квинтин впился в меня взглядом проницательных глаз. – Я вспомнил теперь, что помогал отправить ее к родственникам в Лондон, только запамятовал, кем они были. Старому калеке нетрудно забыть такие вещи, мастер Шардлейк, спустя столько-то лет!

Он наделил меня злой и кривой улыбкой.

С большей, чем прежде, решимостью присутствовать на расследовании в Сассексе я повернулся к Эдварду, соорудив на лице обескураживающую улыбку:

– Там также хотят вызвать молодого человека, в то время интересовавшегося мисс Феттиплейс. Филип Уэст происходит из местной семьи, о которой я уже упоминал вам.

– Я помню это имя. Отец, разве он не состоял при дворе короля? – вновь обратился Приддис-младший к феодарию.

– Да, – кивнул сэр Квинтин. – Мать его была такой гордой, довольной собой женщиной. – Он снова усмехнулся. – Всем рассказывала, что Филип Уэст охотится с королем.

– А вы в молодости не состояли при дворе? – спросил я у Эдварда.

– Нет, сэр. Моя работа в Лондоне проходила в Грейс-инн. Я пахал, как лошадь, стараясь получить профессию. Отец заставил меня заниматься делами, не покладая рук.

Старик тут же проговорил резким тоном:

– Будущий законовед и должен пахать, как лошадь… В этом вся их учеба, знать, как побольнее лягаться, – Опершись на здоровую руку, он наклонился вперед и обратился к Дирику: – И вы, сэр, похоже, вполне усвоили эту науку.

Смех его был похож на скрип старых дверных петель.

– Полагаю, что это комплимент, – сухо отозвался Винсент.

– Ну, конечно.

За столом воцарилось молчание. Эдвард и его отец то и дело поглядывали на меня в две пары жестких голубых глаз. Затем сэр Квинтин снова заговорил:

– Похоже, вы, сэр, очень заинтересованы этой старинной рольфсвудской драмой, раз два раза съездили туда и нарыли столько информации.

– Как я уже объяснял вашему сыну, мой клиент ищет родственников Феттиплейсов.

– A теперь еще в какой-то момент вам придется возвращаться в Сассекс из Лондона. Я всегда полагал, что вредно совать нос в чужие дела. Мастер Дирик рассказал мне, что подобное любопытство некогда поссорило вас с королем в Йорке. – Отправив в цель эту колкость, феодарий откинулся на спинку кресла, а Винсент наделил меня скверной улыбкой.

Расследование обстоятельств смерти Абигайль Хоббей проводили на следующий день в большом зале. Снаружи сверкал очередной ясный и солнечный день, но в помещении царил полумрак. Под старым западным окном поставили широкий стол. За ним сидели сэр Гарольд Тревельян и, по правую руку от него, Эдвард Приддис, явным образом принужденный исполнять секретарские функции. Слева, вопреки всякой процедуре, расположился сэр Квинтин. Опираясь здоровой рукой на трость, он обозревал комнату. Жюри, двенадцать селян, сидели на

жестких стульях возле стены. Я узнал среди них несколько человек, прислуживавших на охоте. Безусловно, прихвостней Фальстоу.

Мы с Бараком, Амброуз и сэр Люк Корембек сидели вместе. Позади нас располагались несколько слуг, в том числе старая Урсула, и еще человек двадцать из деревни. Среди них я заметил напряженно оглядывавшуюся хорошенькую жену Леонарда Эттиса, лицо которой окаменело от страха и гнева. Судя по тому, что соседи то и дело обращались к ней со словами и жестами утешения, я понял, что они представляют партию Эттиса. Кое-кто из назначенного жюри смущенно поглядывал на них.

В первом ряду сидело семейство Хоббеев, подкрепленное Дириком. Дэвид наклонился вперед и, поддерживая голову руками, уставился в пол. Я заметил, что он чуть дрожит. Рядом с ним сидел прямой, как доска, Хью. Когда он вошел, я пристально посмотрел на него, стараясь напомнить о том, что я не забыл о сказанных им над мертвой Абигайль словах. По другую руку от Кертиса сидел Николас Хоббей, как и прежде выглядевший ужасно: он взирал на входивших людей, не имея сил скрыть волнение и изумление ситуацией.

Последним появился Эттис. Услышав доносившийся снаружи звон цепей, я обменялся взглядами с Бараком: звук этот был знаком нам обоим по лондонским тюрьмам. Двое мужчин ввели Леонарда – гордый и уверенный в себе йомен превратился в небритый, пустоглазый силуэт. Его грубо заставили сесть на расположенное возле стены кресло, и на лицах кое-кого из заседателей появился стыд. Позади меня селяне что-то забормотали.

– Молчать! – выкрикнул сэр Гарольд, ударяя по столу маленьким молоточком. – Я не потреплю шума и разговоров в моем суде! Еще один голос, и я прикажу очистить скамьи.

Первым он вызвал меня, в качестве свидетеля, обнаружившего тело. Вызванный следом Джек подтвердил мои слова. Затем коронер перешел непосредственно к Фальстоу. Управляющий с полной непринужденностью рассказал о том, что Эттис возглавлял в деревне партию, противившуюся отторжению земель; об антипатии между ним и Хоббеями, в особенности между ним и Абигайль, и о его мастерстве стрелка.

– Да, – проговорил сэр Гарольд. – Причем алиби мастера Эттиса может подтвердить только слуга, который говорит, что они вместе клеймили овец. Вызовите его.

Поднялся старый крестьянин. Он сообщил, что в тот день находился вместе с хозяином. Тревельян угрожающим тоном заставил старика подтвердить, что он проработал на Леонарда двадцать лет.

– Итак, у тебя есть все основания выгораживать своего хозяина, – произнес коронер холодным тоном.

На помощь ему пришел сэр Квинтин.

– Если его повесят, собственность отойдет государству, и ты окажешься на улице, – заявил он свидетелю.

– Я… Я просто говорю правду, мастер, – запротестовал тот.

– Надеемся на это, старик. Для лжесвидетелей предусмотрены особые наказания.

– Неужели мы не можем ничего сделать? – шепнул мне Барак. – Этот старый увечный козел не имеет никакого права допрашивать кого бы то ни было.

Я покачал головой.

Гарольд отпустил старого слугу. Сэр Квинтин в этот момент смотрел на меня, приподняв брови. Он показывал мне свою власть. Коронер тем временем вновь ударил молотком, чтобы утихомирить поднявшуюся волну разговоров. Дождавшись тишины, я поднялся на ноги.