Камрань, или Последний "Фокстрот"

Крутских Юрий Николаевич

– На Привоз или к тёте Циле у лавку?

– У тёплое море!

Анекдоты сыпались как из рога изобилия, некогда было перевести дух, мне уже было больно смеяться, я боялся, что после очередного спазма не смогу вновь начать нормально дышать, замполит, ухохатываясь, катался по полу. Доктор Ломов подпрыгивал на стуле, сучил ножками и едва не напустил под стол лужу. Лишь исполнители сидели невозмутимо серьёзные, виртуозно нанизывая фразы и слова, вызывая у народа всё новые и новые приступы хохота.

Жена просыпается с похмелья и спрашивает у закодированного мужа:

– Когда ты пил, что делал, если наутро у тебя голова болела?

– Пи@дёж твой слушал!..

Во

время очередного приступа хохота поперхнулся и чем-то подавился красномордый каплей. Он стал сипеть, задыхаться, стремительно наливаться краской и цветом скоро походил на огнетушитель ОП-5, висящий на переборке у него за спиной. Затем бедняга принялся синеть, биться в конвульсиях и, возможно, умер бы, что было бы, впрочем, тоже смешно, если учесть, что действие происходило на госпитальном судне, и половина из сидящих за столом были врачи, но доктор Ломов не растерялся, и продолжения веселья не последовало. Он со всей силы врезал до половины сползшему под стол каплею между лопаток. От этого медицинского вмешательства изо рта несчастного, ставшего уже фиолетовым, как флотские уставные трусы, со свистом вылетел и покатился по столу какой-то предмет. Им оказалась сочная, слегка придавленная маслина. Невозмутимый Ломов наколол её на вилку и со словами: «Ты это… брат… кончай прикалываться, на, вот… доедай!» – передал её уже слегка пришедшему в себя каплею.

Глава 28 О национальной гордости и низкопоклонстве, или К чему порой приводят идеологические разногласия

Где-то в это же время штурман с Верочкой вернулись к столу. Губы их были влажные и распухшие, глаза светились неподдельными нежностью и любовью. Он трогательно кормил Верочку расплавленным шоколадом с ложечки. Она эротично облизывала губки и беспокойно ёрзала у штурмана на коленях, словно что-то нащупывая. По всем признакам, грехопадение Борисыча было неизбежным.

Разговор между тем вновь свернул на политику и принял, разумеется, антисоветский уклон. Пусть вам не покажется странным, что выпивающие в компании очаровательных барышень офицеры ведут несколько нетипичные для такой ситуации разговоры. Напомню, что время было бурное, перестроечное. Политика лезла изо всех щелей, и дурным тоном считалось не интересоваться ею, не иметь по ряду вопросов своё особое мнение. Замечу, что оригинальностью суждений никто не отличался, особое мнение большинства состояло в том, чтобы посильнее охаять настоящее и прошлое своей страны и пропеть дифирамбы Западу.

Вот и на этот раз кто-то решил покрасоваться – принялся излагать как свою версию начала Второй мировой войны по недавно вышедшей книжке одного предателя и перебежчика, бывшего офицера КГБ. Штурман нервно заёрзал на стуле, и Верочка, потеряв точку опоры, недоумённо посмотрела на него.

Рассказчик между тем, камня на камне не оставив от официальной версии, договорился до того, что это Советский Союз напал на Германию в сорок первом году, и что немцы просто вынуждены были защищаться.

Щедро сдобренная сомнительными фактами его речь, как ни странно, нашла отклик у многих сидящих за столом. Послышались возгласы:

– Прибалтику и Западную Украину перед самой войной присоединили! В Финляндию в сороковом году полезли! Кто звал, спрашивается?

– Сталин с Гитлером сначала договорились, Пакт о ненападении заключили, а потом что-то не поделили!

– Командный состав наполовину репрессировал! До Москвы отступать пришлось!

– На фанатизме вылезли! Народ – как

пушечное мясо!

– И заградотряды за спиной!

– Зато пол-Европы потом захватили! Освободили, называется! Вон они, страны народной демократии, из Варшавского договора все сейчас норовят сбежать!

– И сбежали бы уже давно, если бы не наши войска там!

– А я читал, что в Германии после прихода русских ни одной не изнасилованной женщины не осталось!

Штурман ещё больше занервничал, заёрзал на стуле, отчего Верочка едва не свалилась на пол.

– А вот Максим Борисыч на этот счёт имеет своё особое мнение! – игриво прощебетала она, вновь поудобнее устраиваясь у штурмана на коленях.

– Да что вы тут все, как будто вам, как и Резуну, за антисоветчину деньги платят?! Да листал я этот поганый пасквиль, до сих пор противно! Руки отмыть не могу! Почему вам, как мазохистам каким-то, самих себя постоянно высечь хочется? Почему из массы фактов вам, как той свинье, надо вытащить что-нибудь погрязнее и позловоннее? Не знаю, Борис, может твой дед и насиловал кого-то в Германии, но мой – я точно знаю – нет. Как и подавляющее большинство наших солдат! Но вот надо же зачем-то всех охаять, и моего деда в том числе! Что касается Пакта о ненападении, то к моменту его подписания Советским Союзом все европейские страны, включая Англию, Францию и Польшу, уже давно подписали подобные пакты с Германией. Но об этом почему-то сегодня не говорят, а говорят только о Пакте Молотова–Риббентропа. Да и Войну вторую мировую не Сталин задумал, даже не немцы, а англичане с американцами всё спланировали и организовали! Гитлера к власти привели, вскормили, вырастили и на Советский Союз натравили!

– Ну вот, у Борисыча опять американцы во всем виноваты! – снисходительно, как школьный учитель на неисправимого двоечника, глянул на штурмана Жора Бельмондо.

– Я знаю, монголо-татарское иго – тоже их рук дело! – раздался другой голос.

– Максим Борисыч, вы не оригинальны! – жеманно сложив губки бантиком, подала голос и Верочка.

– Борисыч, не смеши! Они же сами потом в войну вступили, воевали, солдат своих сколько положили! Так на хрена им надо было самим всё это затевать? – резонно заметил наш механик.

– Да что они там положили?! Да в сравнении с нашими потерями ихние потери – ничто! Да и вступили-то в войну почему? Потому, что просчитались. Хотели чужими руками мощного конкурента – Советский Союз – свалить. Да не тут-то было! В сорок четвёртом, когда Красная Армия уже почти всё сделала, явились на готовенькое! Нате вам второй фронт, как просили! А где вы, союзнички, были в сорок втором, в сорок третьем году, когда Россия в одиночку билась со всей Европой? Да, именно, со всей! У Гитлера под ружьем тогда не только немцы и австрийцы стояли, но и румыны, чехи, итальянцы, испанцы, все кому не лень, даже болгары – братушки наши! А явились-то для того, чтобы Европу успеть поделить, а то слишком уж быстро русский солдат на запад стал продвигаться.

– А что мы в этой Европе забыли? Кто нас туда звал? Зачем надо было страны чужие завоёвывать? Свою землю освободили – и пусть европейцы дальше сами разбираются. Сами Гитлера прогоняют! Вы, Максим Борисович, американцев осуждаете за то, что они лезут везде, а мы чем лучше? Пол-Европы захватили, установили свои порядки. А, может быть, люди нас не хотели? В Венгрии и Чехословакии… А мы их – танками… Значит, людям не нравилось жить при социализме, их капитализм больше устраивал. И сейчас здесь, во Вьетнаме, свои порядки навязываем, а может быть, они не хотят. Я вот думаю…