Камуфлет
Шрифт:
Исповедь прорвалась бурным потоком. Роман Тальма с князем длился уже девять месяцев, Иван отдавал всего себя любимому и даже научился фотографировать, чтобы запечатлевать своего героя в минуты спортивных достижений. Но недавно в князе случилась перемена. Одоленский говорил непонятные слова о первородстве крови, а однажды напугал, заявив, что скоро ему будет подвластно все, и он устроит Ивана первым танцором всея России. Рябова стала терзать ревность, он принялся следить за другом. И выследил! В четверг видел их на даче – мерзкий
Услышав такое признание, Мечислав Николаевич вдруг осознал: ему не хватает, чтобы сейчас начальник отдал приказ, который надо выполнять. Потому что ротмистр искренно не знал, что делать дальше.
Потеряв душевное спокойствие, Джуранский действовал как умел. В отместку всему театру и просто на всякий случай отправил балерунчика в камеру.
8 августа, около четырех, +23 °C.
Дом на Малой Подьяческой улице
Арест, хоть и домашний, на пользу молодому организму не идет. Антонина в гневе чуть было не вырвала дверь, но, увидев самого Ванзарова, быстро присмирела, отступила под защиту вешалки и боязливо заявила, поправив очки:
– Я больше не шпионила, меня из дома не выпускают… И вообще, я посмотрела свод законов. Нет такой статьи, чтобы меня арестовать…
– Нет, так будет! – заявил Ванзаров. – Ладно, Антонина Ильинична, кто профлое помянет, тому первый кнут. Вы проявили излифнее любопытство, ну и я перестарался, предлагаю мир.
Сам «великий сыщик» протянул руку. Антонина пожаловала чиновника сыскной полиции ручкой для поцелуя, вероятно, забыв модный догмат о равноправии полов.
– Господа, что мы все в прихожей, прошу в комнаты! – церемонно провозгласил Николай Карлович, а сам отправился на кухню.
Городское жилье Берсов выглядело гнездышком, лишенным женского деспотизма. Вещи находились там, где им удобно, а не правильно, повсюду лежали стопки книг. Разные приятные мелочи быта, как то: бинокль, трости, портфель, расчески, чучело птички и даже велосипедное колесо, располагались там, куда рука положила. Любая дама сочла бы сей «пейзаж» ужасающим, но хозяева находили в нем уют. А вот портьер с роскошными хризантемами не наблюдалось вовсе. Это Родион Георгиевич краем зрения проверил.
Главное место в квартире занимали книжные шкафы. На стенах в изобилии красовались репродукции и гравюры, в основном на исторические сюжеты. На самом видном месте пылились довольно приличные копии полотен Антуана Гро из жизни корсиканца: «Бонапарт на Аркольском мосту» и «Наполеон в битве при Эйлау».
– Брат привез из Парижа! – с тихой гордостью объяснила Антонина. – Говорит, денег заплатил кучу.
– Почитает Бонапарта? – заинтересовался Родион Георгиевич.
– Он нет, а
– Что же в нем привлекает?
– Своим умом поднялся из пыли и творил историю! Я бы так не смогла… Остается только поклоняться…
– Ниша, не морочь голову Родиону Георгиевичу! – Николай Карлович держал поднос с графинчиком настойки и тремя сортами холодной закуски. – Ну-с, прошу к столу… вернее, столику.
Внимание привлек фотографический портрет в дорогой рамке: полноватый усатый мужчина, на вид не старше тридцати, такого строго правильного вида, какой бывает у инженеров путей сообщения. Заметив интерес гостя, Николай Карлович с умилением признался, что это и есть обожаемый племянник Антоша, то есть Антон Ильич.
– Чья коллекция оружия? – спросил Ванзаров, подходя к персидскому коврику, завешанному колющими и режущими орудиями.
– Досталась от брата моего Илюшеньки. – Николай Карлович вздохнул. – Родители Антона и Антониночки покинули нас десять лет назад, с тех пор племянники находятся под моим опекунством. Коллекция – это, так сказать, наследство неприкосновенно сберегаемое… Кстати, здесь есть уникальные экземпляры. Вот, обратите внимание: японский меч мастера Хаттори Ханзо. Представьте, он…
Коллежский советник вежливо оборвал предание клана Берсов и просил рассказать о Петре Ленском.
Отведав холодной миноги, Антонина Ильинична открыла новые подробности.
Петя Ленский появился на даче в начале июня. Привез его князь и представил как своего доброго знакомого. Юноша оказался хорошо образован, начитан, с ним было интересно беседовать. Петр стал часто заезжать к Берсам, живя в соседнем дачном поселке. Он мало рассказывал о своей жизни, правда, упомянул, что учился в Александровском лицее и бывал в Париже. Но общих знакомых по Франции у него с Антоном не нашлось. Вот, собственно, и все.
– Петр проявил к вам интерес? – уточнил Ванзаров.
Антонина нерешительно глянула на дядю, Николай Карлович кивнул одобрительно, и она призналась:
– Поначалу я думала, что Петя заинтересовался мной… Но вскоре поняла, что его интересует брат…
– Чем ответил Антон Ильич?
Передовая девушка в смущении тронула переносицу очков:
– Он твердо заявил, что не разделяет идей однополой любви. Антон стал избегать Петра и очень редко приезжал на дачу, все сидел в городе.
– Когда Ленского видели в последний раз?
– Кажется, в среду… да, точно, в среду. Заехал попрощаться, сказав, что съезжает с дачи. Обещал бывать у нас осенью.
– Как узнали, что Ленский – племянник князя?
Старший Берс взвалил вину на себя: Павел Александрович как-то проговорился, а уж он донес племянникам. Объяснение было принято.
– Вы знали, что у Петра роман с моей женой? – спросил Ванзаров.
Николай Карлович подавился настойкой, огурчик застыл в воздухе, и коллежский асессор даже возмутился: