Камуфлет
Шрифт:
– Так точно…
– Отдаете себе отчет, что это непростительный служебный проступок?
– Так точно…
– Не припомню, чтобы кто-то так старательно напрашивался на отстранение от должности. Зачем вам это, полковник?
Ягужинский громко хлопнул раскрытой папкой и вытянулся:
– Я честный офицер. Свои ошибки скрывать не намерен.
Барон Фредерикс хмыкнул:
– Честность – вещь замечательная, но в разумных пределах. Особенно на службе… Я не стану нынче подписывать приказ о вашем отстранении. Формально результат есть, даю еще сутки. И активней привлекайте этого Ванзарова, раз он такой прыткий.
– Слушаюсь! – Полковник щелкнул каблуками,
Оставшись в одиночестве, Иван Алексеевич пробормотал:
– Вот ведь хитрый змей! – и нехорошо выругался. Вымещая досаду, пнул сапогом подножие мраморной статуи. По телу Артемиды прошла дрожь, но богиня-охотница продолжила сквозь века погоню за добычей.
8 августа, начало первого, +22 °C.
Редакция газеты «Новое время», Невский проспект, 40
Что называется, и не думал, а стал добычей. Налетел репортер уголовной хроники и потребовал интервью по текущему моменту. Раз и.о. начальника сыскной полиции оказался в редакции, а то ведь прорваться к нему прессе невозможно, а читатели жаждут знать… В общем, Родион Георгиевич согласился ответить на три вопроса. И отвечал уже на десятый.
Все, что хотела знать общественность в лице растрепанного репортеришки, было на удивление банальным: когда будет побеждена преступность? Что намереваются делать с хулиганами? Как пресечь воровство в империалах? Что делать с грубостью городовых? Ванзаров как мог отдувался за грехи министерства и уже дозрел пресечь допрос, как борзописец вдруг спросил:
– Можно ли победить зло? – и принялся кропать в блокноте, не дожидаясь ответа.
– Нельзя, – жестко сказал Ванзаров.
Карандаш замер, репортер моргнул и переспросил:
– Как-с?
– Зло приятно и очаровательно, умело и изобретательно, оно выгодно и очень полезно. Как такое победифь, в самом деле? Может, добром?
– Вот именно, – от удивления репортер забыл строчить.
– Нет, добру не справиться.
– А что же тогда?
– Упрямство. Лучфего оружия против зла не придумано. Вступая с ним в бой, надо знать твердо: ты уже проиграл. Тогда победа возможна. Мы сражаемся не со злом, мы сражаемся сами с собой. Особо полезно одолеть беса вседозволенности в собственной дуфе…
– А как же возмездие злодеям?! – почти вскричал представитель прессы. Было от чего потерять голову: подобных интервью никто не давал.
Родион Георгиевич потянул человечка за лацкан и отчетливо проговорил:
– Возмездие в том, что дерзнувфий становится фестеренкой в замысле высфей силы. И это все, любезный…
– Умоляю, последний вопрос!.. Вы – рыцарь справедливости?
– Эк, куда хватил! Я – чиновник сыскной полиции.
Узнав, где найти редактора утреннего выпуска, Ванзаров отодвинул с дороги надоедливую муху пера.
В комнату каким-то чудом впихнули десяток столов, завалили ее горами бумаг, обрезков и типографских полос. Папиросный дым не успевал вылетать в распахнутые окна, одновременно галдело десятка два голосов, вбегали и выбегали какие-то подозрительные личности, полный господин бил кулаком по «Словарю» Венгерова, требуя правды жизни в литературе, – словом, редакция жила обычной размеренной жизнью.
Доискаться
Ванзаров спрятал находку в излюбленный карман и уже собрался отправиться на чистый воздух, не отравленный табачным дымом, но тут в редакторскую влетел низенький господин с бородищей в добрую лопату и округлыми «доцентскими» очочками, удивительно смахивающий на плюшевого медвежонка. Всплеснув ручками, он воскликнул:
– Боже, какое счастье! А я не поверил, что Родион Ванзаров у нас в гостях! Вы-то мне и нужны.
Великий книгоиздатель «Дешевой библиотеки» и главный редактор самой популярной в столице газеты Алексей Суворин стиснул руку коллежского советника пухлыми ладошками, долго тряс и, не слушая резонов, поволок в свой кабинет.
До сего счастливого дня издатель не был знаком с чиновником сыскной полиции лично. Но это не помешало Алексею Сергеевичу излить фонтан дружелюбного остроумия, утопив гостя в океане радушия.
Родион Георгиевич вежливо, но решительно отказался от любых напитков и закусок, спросив, чем он может быть полезен.
В Суворине произошла мгновенная перемена, он приказал секретарю никого не впускать, даже прикрыл занавеской окно и поведал свою беду.
На имя главного редактора уже три раза приходило странное письмо. В нем – нечто вроде статьи философского толка. Содержание трудно поддается пересказу, в основном речь о каких-то мистических материях: объединении старой и новой крови, о том, что из этого взойдет новая заря России, и прочие аллегории. Любая газета имеет твердый процент сумасшедших читателей, которые бомбят ее собственными галлюцинациями. Но в этих письмах прослеживался четкий замысел. И скромная ремарка: письмо требовалось опубликовать под страхом неминуемого возмездия.
Первое послание Суворин выбросил, второе потерял, но вот третье, пришедшее сегодня утром, взволновало не на шутку. Он уже наметился заявить в полицию, а она тут как тут, такая удача!
Пасквиль был предъявлен незамедлительно.
Статейка напечатана на обычном листе писчей бумаги знакомым машинописным шрифтом – засечку на «а» ни с чем не спутаешь. Конверт без штемпеля. Кто принес – неизвестно, как и следовало ожидать. Впрочем, отличие этого послания от поздравления рогоносцу бросалось в глаза. Под текстом гордо значилась авторская подпись.
– Кто из литераторов пифет под таким псевдонимом? – спросил Ванзаров.
– Никто, о чем вы! Что это такое «Антон Чиж»?! Не псевдоним, а пошлость! – Суворин всплеснул руками от возмущения.
Требовалось вчитаться в текст. В общих чертах издатель пересказал верно: новая кровь как причастие для воскрешения России. Но маленькая деталь ускользнула от внимания редактора. В статье указывалась дата, когда в империи начнется новая эра. И хоть автор использовал символический шифр («зачатый от крови января родится на день позже в положенный срок»), разгадать его не составило труда – 10-е августа. Не камуфлет, а прямо-таки приглашение на казнь!