Канцелярская крыса
Шрифт:
Герти нашел кабинет мистера Шарпера, но тот оказался заперт и опечатан. Пришлось двигаться дальше, одной рукой придерживаясь вибрирующей стены, а другой сжимая книгу. И то ли стены начинали двигаться, то ли книга наливалась дополнительным весом с каждой минутой, Герти все труднее было сделать очередной шаг. Давно скинув пиджак, он остался в мокрой до нитке рубахе и без галстука и теперь подумывал о том, не скинуть ли штаны, оставшись лишь в нижних кальсонах. От ядовитых испарений безумно слезились глаза, а желудок ерзал на своем месте, постоянно порываясь подползти поближе к горлу.
Крысы никогда не сдаются. Даже
— Мистер Беллигейл! Мистер Беллигейл!
Наверно, ему это кажется. Еще одно наваждение.
— Полковник!..
Голос показался знакомым. Герти встрепенулся. Прежде, чем он понял, откуда его зовут, чья-то в высшей степени твердая и уверенная рука схватила Герти за предплечье и втянула в один из кабинетов.
Несколько секунд Герти беспомощно моргал и кашлял, не пытаясь даже понять, где очутился. Здесь царила блаженная прохлада, по крайней мере, кожа на лице Герти, раскалившаяся за время блуждания по Канцелярии так, точно он без защитной маски простоял несколько часов возле домны Коппертауна, ощутила огромное облегчение. Воздух здесь был чище, несмотря на всепроникающий смрад гниения, здесь было меньше ядовитых миазмов.
— Как там снаружи погода? — невозмутимо осведомился мистер Беллигейл, запирая за Герти дверь.
— Начала портиться, — прохрипел тот, дыша широко открытым ртом, — Я подумываю о переезде в края с более спокойным климатом.
— По крайней мере, здесь нет риска схватить ревматизм, как в нашем родном Туманном Альбионе. Но я согласен, здесь не тот воздух, что полезен для здоровья. Если верить показателям термометров, за последние полчаса температура поднялась до ста тринадцати градусов[130].
— Так вот отчего там царит такая душегубка…
— Не только из-за этого. Наш добрый друг «Лихтбрингт» распоряжается не только термостатами во всем здании, но и вентиляционными системами. Последние несколько часов он нагревает Канцелярию, как адский котел, к тому же добавляет в воздух пар с углекислым газом. Боюсь, еще час, и воздух внутри окончательно станет непригоден для дыхания.
Герти наконец нашел в себе силы оглянуться.
Судя по всему, этот кабинет был последним рубежом обороны Канцелярии. Здесь собралось около дюжины клерков в черных костюмах. Все изможденные, осунувшиеся, ставшие еще более угловатыми, они не прерывали работы. Копошились в огромных, расстеленных на столах и полу, чертежах, что-то высчитывали на ручных арифмометрах, исписывали карандашами листки и беззвучно спорили. Двое или трое ожесточенно работали рычагами ручных динамо-машин, обеспечивая гальванической энергией стоящие здесь же вентиляторы и насосы. Именно благодаря этому, понял Герти, в помещении удавалось поддерживать атмосферу хоть сколько-нибудь позволяющую дышать.
— Как знал, что рано или поздно этот хлам пригодится, — одобрительно произнес мистер Беллигейл, разглядывая гудящие аппараты, — Конечно, это не спасет нас от козней «Лихтбрингта», но, по крайней мере, даст небольшую фору. В противном случае, мы уже превратились бы в галлюцинирующих безумцев. Я приказал раздать всем клеркам газовые маски, но не уверен, что это сильно поможет. Осталось мало времени.
Герти не стал спрашивать, до чего. Его собственные часы показывали половину
— Есть успехи? — устало спросил он, заранее предполагая, что успехов нет.
Мистер Беллигейл невесело улыбнулся.
— Как сказать, полковник, как сказать. Используя медицинскую терминологию, мы поняли, что больной умирает, но можно ли в полной мере считать это успехом?
— Вы поняли, что происходит с «Лихтбрингтом»?
— В некотором роде. Мы постоянно снимаем все доступные показания. И картина вырисовывается крайне сумбурная. Судя по всему, бой еще не закончен, хоть и движется к своему логическому финалу.
— Я полагал, война закончилась, не начавшись… — удивился Герти.
— Нет. Система старого «Лихтбрингта» оказалась более стойкой, чем можно было предположить, она еще не полностью покорилась захватчику, хоть и безнадежно теряет одни рубежи за другими. Мы отслеживаем тысячи процессов, текущих сейчас в банках данных машины. То, что пытается их захватить, действует совершенно непредсказуемыми и бессмысленными методами. Мы видим поток из тысячи хаотичных команд, которые постепенно вытесняют из памяти машины все то, что было в нее вложено изначально. Это своего рода наступление бушующего моря на прибрежную полосу. Увы, в противостоянии моря и суши всегда выигрывает море как более сильная стихия.
— Мы ничего не можем предпринять?
— Последние два часа мои люди только этим и заняты, полковник. Мы ввели все аварийные команды и постоянно бомбардируем «Лихтбрингт» всеми мыслимыми формами и запросами.
— Без какого-либо успеха, как я понимаю?
— Успехом это и в самом деле не назвать. «Лихтбрингт» пока не смог полностью заблокировать контуры, предназначенные для входящей информации, то есть, наши команды пока еще проникают в его мозг. Но, оказавшись там, в средоточии хаоса и вывернутой наизнанку логики, уже ни на что не могут повлиять. Какая-то сила постепенно захватывает себе все большее и большее жизненное пространство. И делается все более ясно, что помешать ей мы не способны.
— Сколько… ей осталось? — дрогнувшим голосом спросил Герти.
— Если тенденции не изменятся, «Лихтбрингт» перейдет под чужой контроль приблизительно за… восемьдесят или девяносто минут.
— К полуночи.
— Да, — мистер Беллигейл скривился, — Как и прогнозировал наш механический друг. Вот, отчего он сказал про двенадцать часов. Именно к этому сроку он установит полный и безапелляционной контроль над всем тем, что раньше именовалось «Лихтбрингтом». После этого мы окажемся в его власти уже безо всяких оговорок.
Герти не стал спрашивать, что случится после того. На этот счет у него у самого были предположения самого неприятного толка.
Полтора часа. Быть может, уже меньше. Слишком малый срок, чтоб на что-то повлиять. Но, как известно, крысы борются до последнего глотка воздуха.
— Мистер Беллигейл, возможно, в моем распоряжении есть нечто, способное нам помочь, — выпалил Герти, едва лишь смог толком отдышаться.
Второй секретарь, вернувшийся было к пристальному изучению очередной мемокарты, вскинул на него удивленный и настороженный взгляд.