Канцелярская крыса
Шрифт:
— Мистра! Ай, мистра, что же это вы делаете?
Что-то мгновенно заслонило от него звезды. Что-то с переломанным носом и большими, наполненными тревогой, глазами. Муан. Услышал, стало быть, выстрелы и вернулся. Герти испытал окрашенный близкой смертью прилив нежности к этому неуклюжему дикарю. Умереть на руках преданного слуги… В этом есть что-то красивое, что-то возвышенное, что-то такое байроновское…
— Иди, милый Муан, — пробормотал Герти, чувствуя, как слабеет собственный голос, — Я не держу на тебя зла. Все закончилось
Он застонал, когда сильные руки полли принялись мять и ощупывать его умирающее тело. Это уже было лишнее. Портило исполненный миндальной горечи ритуал. Герти хотелось испустить последний вздох, глядя в ночное небо, а не ворочаясь под лапами бестолкового аборигена.
— Хватит… пусти… Все кончено, Муан. Надо смириться.
А тот вдруг широко улыбнулся, обнажив полный набор крупных, как у лошади, белоснежных зубов.
— Хвала всем атуа[147], мистра, вы целы! А я уж перепугался не на шутку…
— Я умираю, — мягко сказал ему Герти, чувствуя, как тело затопляет предсмертной негой, — Не вини себя, Муан. И прости меня за все, что волей или неволей тебе причинил… А теперь отпусти меня. Меня ждет далекий путь.
— Такой уж и далекий, — пробормотал Муан, все еще бесцеремонно ощупывая умирающего хозяина, — Два этажа всего по ступенькам…
Он отказывался верить, понял Герти. Бедный Муан с его большим и мужественным сердцем. А может, сообразно его дикарской вере душа, чтобы попасть на небо, преодолевает длинную лестницу, каждая ступень которой представляет собой…
— Вставайте, мистра! — Муан схватил Герти за лацканы пиджака и потянул на себя, — Ни к чему лежать на камне, ночи здесь не такие уж теплые… Пожалуй, сбегаю принесу вам топленого молока. Вы только на ноги встаньте.
— Я умираю, черт тебя возьми! — разозлился Герти, пытаясь отпихнуть от себя его бритую голову, — Можешь ты хотя бы в такую минуту оставить меня в покое?
— Вы не умираете, мистра, — нерешительно произнес Муан, — Вас вроде как не задело.
— О чем ты говоришь? Меня подстрелили.
— Все пули угодили в дверь, как я вижу. На вас нет ни единой дырки. Разве что рукав в одном месте пропороло…
— Я лежу в луже крови, — устало сказал Герти, ощущая, однако, какую-то душевную неуверенность. Ночное небо стало на шаг от него дальше.
— Это не кровь.
— А что?
Муан принюхался.
— Сдается мне, какие-то помои. Ваша соседка, пожилая миссис, их тут для котов оставляет…
С помощью Муана Герти поднялся и ощупал себя дрожащей рукой. Полинезиец был прав, следов пуль на теле не обнаружилось, не считая неровного, еще теплого, отверстия в рукаве. Едва удерживаясь на ногах, не обращая внимания на стекающую по пиджаку зловонную жижу, Герти повернулся к двери. На полированной поверхности темнели четыре хорошо заметные вмятины.
«Четыре выстрела. В упор. А я остался невредим, потому что в последний миг поскользнулся на
— Полковник?..
— Что? Ах, простите, — Герти попытался принять более непринужденную позу, — Вы хотите знать, как я избежал пуль? Дело в том, что мне удалось увернуться.
— От четырех пуль, выпущенных с двухфутового расстояния? — недоверчиво спросил мистер Шарпер, забывший про папиросу.
— Да, именно так. Мне ведь, знаете, в свое время пришлось немало поскитаться по миру. Я изучал всякого рода… приемы, предназначенные как раз для подобного случая. Похоже, они и спасли мне жизнь.
— Невероятно!
— Всего лишь предельная концентрация духа и тела, — заметил Герти скромно, — Вы даже не представляете, мистер Шарпер, на какие чудеса способно тренированное человеческое тело.
— Повторюсь в очередной раз, вы, полковник, истинная находка для Канцелярии! Но как же стрелок?..
— Ах, стрелок, — пробормотал Герти, скучнея, — К сожалению, ему удалось скрыться. Я бежал за ним еще несколько кварталов, но мерзавец оказался более способен к бегу, чем к стрельбе. Ему удалось скрыться от меня.
Мистер Шарпер нехорошо прищурился.
— Будьте уверены, мои клерки достанут его из-под земли. И он сам все нам расскажет.
Герти неуверенно кашлянул.
— Мистер Шарпер… Честно говоря, я не думаю, что Канцелярии стоит принимать это дело в производство.
— Прошу прощения?
— Случай, в сущности, не самый серьезный, — заметил Герти сдержанно, — Моей жизни столько раз грозила опасность, что если бы вам пришлось заниматься каждым подобным делом, все клерки Канцелярии выбились бы из сил. Полагаю, я сам смогу справиться с этим. В частном, так сказать, порядке.
Мистер Шарпер уважительно кивнул. Дымчатые зеленые изумруды его глаз светились мягким, но тревожащим душу, светом.
— Вы благородны, полковник, еще одно ваше важнейшее качество. Настоящий джентльмен. Охотник! Храбрец! Но здесь я вынужден ответить вам отказом. Дело в том, что подобный случай никак не может считаться частным. Кто-то собирался застрелить служащего моей Канцелярии. И я не могу позволить себе оставить это без внимания. Авторитет Канцелярии превыше всего. Каждый, кто покушается на ее служащего, должен понести наказание. Поэтому ваш ночной стрелок будет найден и допрошен. Как жаль, что вы не запомнили никаких примет…
— Ни малейших, — вздохнул Герти с показным огорчением, — Возможно, я бы узнал его, если б увидел, но так… Очень примелькавшееся лицо, таких тысяча в каждой толпе. Настоящий хамелеон.
Мистер Шарпер нахмурился, выпуская табачный дым расширяющимися сизыми кольцами.
— Это, конечно, здорово затруднит поиски. Может, хоть что-нибудь?.. Какая-нибудь мельчайшая деталь помогла бы делу. Постарайтесь припомнить, умоляю вас. Наверняка, было что-то такое. Бирка на его пиджаке. Запах его одеколона.