Канцелярская крыса
Шрифт:
Только благодаря этой мысли он и нашел в себе силы залезть в Ржавый Рубец. Новый Бангор защищает его своей невидимой рукой, той же самой, что отводила от него пули и ножи, заставляя выбираться из самых безнадежных ситуаций. И верить в нее у Герти были все основания. Провидение и в самом деле хранило его, хотя прежде он полагал, что все дело в цепи случайностей и его собственной удачливости. Он не рухнул, изрешеченный пулями, в расстрелянном ресторане „Полевого клевера“. Его не пустили на рыбную похлебку вместе с карасями подручные Бойла. Даже сам Дьявол, явившийся на землю во плоти, не
Остров берег его, как театральный режиссер бережет исполнителя главной роли. У него, у острова, были на Герти Уинтерблоссома какие-то свои, никому не ведомые планы. Это значило, что Герти находится под покровительством, невидимым, но от этого не менее могущественным. Сознавать подобное было жутко, но лучше уж было размышлять об этом, чем позволять работать воображению, разглядывая темные закоулки Ржавого Рубца…
Удивительно, но он совершенно не испугался, услышав сзади окрик:
— Заткнись, сыряк. Чего разорался?
Страх пришел двумя секундами позже, отчего-то неуместно запоздав, когда Герти ощутил, как кто-то хлопает его ладонью по плечу. Ладонь была твердая, неприятная, от ее тяжести мгновенно ослабли ноги в коленях. Герти сглотнул.
— Я по личному делу, — сказал он едва ли не шепотом, не рискуя повернуться, — Ищу угольщика по прозвищу Изгарь.
— Смелый сыряк, — с некоторым удивлением отметил голос, — Проломить бы тебе голову болтом…
В голосе не было злости, лишь настороженность. В другой ситуации на его месте Герти вполне бы ее разделил. Но поскольку в этой ситуации он находился на своем месте, то ощутил лишь дрожание селезенки и непреодолимое желание поднять руки вверх.
— Только шевельнись, — зловеще сказал голос, приблизившись, таким тоном, что у Герти пропало всякое желание даже дышать.
Цепкие сильные руки быстро ощупали его плечи, бока и талию. У левой подмышки они замерли, как натренированные ищейки, обнаружив выпуклость кобуры. Герти попытался что-то сказать, но ему не дали. Пока одна рука стальной хваткой впилась ему в шею, другая проворно нырнула под пиджак и извлекла из кобуры автоматический пистолет.
— Дорогая игрушка, — стоящий позади человек насмешливо фыркнул, — Зачем с собой носишь? Угостить кого хотел?
— На всякий случай, — пробормотал Герти, — Собаки бродячие и всякое такое…
В кармане пиджака, куда не дотянулись чужие руки, у него остался револьвер, о котором Герти счел за лучшее не упоминать. Не столько потому, что хотел сохранить оружие для каких-либо нужд, чем по дипломатическим соображениям. Если община угольщиков узнает, что он заявился к ним, вооруженный до зубов, завоевывать их доверие придется куда дольше. Герти успел вознести краткую молитву за то, что не прихватил в Ржавый Рубец весь свой арсенал — трость с клинком осталась у Муана, а дерринжер, бесполезная игрушка, так и остался дома, что, впрочем, не мешало освобожденной от кобуры правой лодыжке немилосердно ныть на каждом шагу.
— На всякий случай, значит? — человек щелкнул языком, — Понятно. Только надо совсем из ума выжить, чтоб забраться
Герти ощутил, как в груди грязным бродячим котом сворачивается нехорошее чувство. Не так он представлял себе контакт с подпольным обществом угольщиков.
— У меня дело. Важное дело к мистеру Изгарю, — поспешно сказал он, начиная ощущать, что невидимый человек явно не воспринимает его как сторону дипломатических переговоров. Скорее, как заложника. Чему он сам, Гилберт Уинтерблоссом, лишь поспособствовал.
— Твое дело уже кончилось. Токо[155]! Вперед! И не оборачивайся.
— Конечно. Конечно, — Герти не собирался на собственной шкуре проверять, насколько прочна защита всевластного острова, тем более, когда за спиной раздался звук передергиваемого затвора. Герти слишком поздно сообразил, что затвор этот был его собственного пистолета, уже сменившего хозяина. С другой стороны, не перестрелку же он затевать собирался, спускаясь в логово угольщиков…
Человек то и дело тыкал Герти в спину чем-то твердым, то ли стволом пистолета, то ли просто пальцем, вынуждая сворачивать то в одну сторону, то в другую. Они перебрались по перекинутому мостку над бесформенной дырой, оставленной падением потолочной балки, миновали несколько шатких лестниц, чьи ступени неприятно поскрипывали, углубившись во внутренности Рубца на приличное расстояние.
Спутник Герти молчал. То ли не нуждался в разговорах, то ли хотел запугать Герти еще больше. Лишь единожды он открыл рот.
— Кто ты такой?
У этого просто вопроса было слишком много ответов. И некоторые из них могли оказаться роковыми.
„Я Гилберт Натаниэль Уинтерблоссом, деловод“.
„Я полковник Гай Норман Уизерс“.
„Я Иктор Накер, лучший рыбный повар острова“
„Я служащий Канцелярии“.
„Я борец с темными силами, победитель Сатаны“
„Я случайный гость Нового Бангора“.
„Я…“
— Меня зовут Уизерс, — Герти надеялся, что конвоир не расслышит лязга его зубов за скрипом ветра, — Полковник Уизерс.
— Молодой ты, как будто, для полковника. Впрочем, плевать. Теперь уже без разницы.
Селезенка засаднила так, точно в нее угодили футбольным мячом.
Голос угольщика звучал странно, будто бы с каким-то причудливым акцентом, растягивающим гласные и немного подвывающим в окончаниях слов. Герти такого слышать прежде не приходилось. Новозеландский? Индийский?
— Я здесь просто потому, что…
— Замолчи, — в спину снова ткнули твердым, — Мне плевать, кто ты и чего ищешь. Хоть сам Джон, мать его, Булль[156] собственной персоной. Какое у тебя дело к Изгарю?
Человек приблизился к спине Герти настолько близко, что тот почувствовал исходящий от него запах. Не слабый аромат ванили, как от Брейтмана, и не стойкий запах хорошего табака, как от мистера Шарпера. Это был другой запах, знакомый и немного тревожный.
— Дело в том, что мистер Изгарь в некотором роде одолжил… Скажем так, некоторая моя собственность… Кхм. Он как бы… В общем, я хочу кое-что у него спросить.