Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед!
Шрифт:
– Это Панину подсказали его британские друзья? – поинтересовался Аракчеев. – Я почему-то не сомневался, что без английских советчиков тут не обошлось…
– Вы правы, английский посланник сэр Уитворт подсказал нам, как лучше устранить от власти императора. Но он предпочитал иметь дело с братьями Зубовыми, у которых были большие связи среди придворных и офицеров гвардии. Я же должен был, не вызывая подозрений, втереться в доверие к государю, а самое главное – уговорить цесаревича Александра примкнуть к заговору или, по крайней мере, не препятствовать нашим планам.
– И что, цесаревич сразу согласился?! – воскликнул
Пален ухмыльнулся.
– Он знал о заговоре – и в то же время не хотел ничего о нем знать. Мне даже пришлось распустить слух о том, что, дескать, государь, разочаровавшись в старшем сыне, решил сделать своим наследником племянника императрицы, герцога Евгения Вюртембергского. Действительно, хорошо воспитанный и умный молодой человек пришелся по нраву государю. Тот стал оказывать юному герцогу благосклонные знаки, на которые я и обратил внимание цесаревича. Тот поверил мне и заявил, что не будет против отстранения отца от власти.
– Вы понимаете, граф, что, признаваясь сейчас в своих злодеяниях, вы подписываете себе смертный приговор? – спросил я. – Ведь за заговор против священной особы государя возможно лишь одно наказание…
– Я уже и так погубил свою душу, – вздохнул Пален. – Ну, а тело… Оно и без того смертно. Я могу лишь просить государя не вешать меня, как какого-нибудь разбойника с большой дороги, а подвергнуть расстрелянию – я сражался под русскими знаменами и заслужил некоторое снисхождение. А ведь я могу отказаться от своих слов, – вдруг усмехнулся Пален. – Кто их подтвердит? Вы же не записываете все сказанное мною, следовательно, нашу беседу нельзя назвать допросом.
– Вы не правы, – сказал я, доставая из кармана диктофон. – У нас есть прибор, который записывает все произнесенное вслух с помощью особого устройства, – я указал на приколотый к лацкану моего сюртука миниатюрный микрофон. – А потом можно воспроизвести все записанное.
И я нажал на кнопку воспроизведения.
«Кто их подтвердит? Вы же не записываете все сказанное мною, следовательно, нашу беседу нельзя назвать допросом». Пален и Аракчеев вздрогнули от неожиданности, когда в камере раздались слова, произнесенные несколько минут назад.
– Все слова, сказанные вами, – я посмотрел в испуганные глаза Палена, – вскоре услышит государь. Думаю, что он по достоинству оценит их.
– Будьте вы прокляты! – воскликнул Пален. – Вы пришли не из будущего, вы пришли из ада! Ничего я вам больше не скажу! Оставьте меня в покое и дайте спокойно умереть!
– А вот этого, граф, я вам не могу обещать. Мы еще зайдем к вам после того, как все заговорщики будет пойманы. А пока подумайте – может быть, светлые мысли посетят вашу голову.
Я и Аракчеев покинули Секретный дом. Во дворе Алексеевского равелина нас терпеливо ждал поручик Бенкендорф.
– Александр Христофорович, я хочу вас предупредить, – сказал я, – не спускайте глаз с графа Палена. Он может наложить на себя руки, напасть на конвоиров – словом, совершить любые, самые дикие поступки. И еще – вполне возможно, что его сообщники, оставшиеся на воле, попытаются убить графа, чтобы он не рассказал нам то, что они страстно желали бы навсегда похоронить вместе с ним. Тщательно проверяйте еду, которую подают арестанту, не принимайте никаких гостинцев с воли – словом, будьте бдительны.
– Все будет исполнено, господин Патрикеев, – поручик браво козырнул мне, показывая,
Заскрипели створки Васильевских ворот. Мы с Аракчеевым вышли из равелина и, не сговариваясь, вздохнули с облегчением, покинув это мрачное место.
5 (17) марта 1801 года. Санкт-Петербург.
Джулиан Керриган, при деньгах
– А почему, уважаемый, мой медальон выставлен на продажу? – строго спросил я приказчика ломбарда по-немецки. – Вот, прошу взглянуть, это ваша выписка, и на ней значится, что все выплаты по процентам произведены полностью и в срок.
– Но вы же все равно не сумеете его выкупить, – гнусавым голосом ответил клерк. – Вам же лучше будет. Если мы продадим ваш заклад, то вы получите гораздо больше указанной в квитанции суммы. У меня уже есть покупатель на этот медальон, который обещал прийти завтра утром. Он готов заплатить за него целых пять рублей.
– Ну уж нет! – возмутился я. – Вот вам ваши три рубля, и прошу немедленно вернуть мне медальон.
Я протянул этому скряге три серебряных монеты, на которых был изображена в центре римская цифра «I», а вокруг нее монограмма из четырех букв «П», соединенных своими основаниями в крест. Над каждой буквой располагалась императорская корона.
Клерк со вздохом взял мои деньги, зачем-то взвесил их на ладони, потом, подозрительно покосившись на меня, приоткрыл сундучок, окованный по углам бронзовыми полосами, и быстро ссыпал туда монеты. Он что-то записал в амбарную книгу, отпер витрину и выдал мне самую ценную мою вещь. Ценную не потому, что сделан медальон был из золота, и весьма искусно.
Для меня он был единственной вещью, оставшейся от любимого мною отца. Если открыть крышку медальона, то можно увидеть миниатюрный портрет бабушки – папиной мамы – в молодости. Я помнил ее уже пожилой располневшей дамой, которая очень любила родного внука и все время для меня готовила разные вкусности. А на портрете она была изображена еще молодой писаной красавицей с пышными рыжими волосами и изумрудно-зелеными глазами.
Мои новые друзья торжественно объявили мне, что с сегодняшнего дня я числюсь у них на службе, и выдали мне авансом целых десять рублей серебром, а также письмо для моего начальства на Адмиралтейской верфи. Когда я объявил, что хочу временно прекратить работу, сарваер [30] был весьма этим недоволен. Но когда он увидел письмо, а точнее, заметил, кем оно подписано – я, кстати, до сих пор не знаю, кто это был, – отношение волшебным образом переменилось. Я даже получил заверения в том, что меня в любой момент возьмут снова на работу, если мне вдруг захочется туда вернуться.
30
Сарваер – от английского surveyor, инспектор. Чин и должность VI класса в Табели о рангах в русском флоте в XVIII веке. В обязанности сарваера входило наблюдение за строительством кораблей, состоянием верфей и судов действующего флота. Чин сарваера приравнивался к чину капитана 1-го ранга во флоте и чину полковника в армии.