Кандалы для лиходея

Сухов Евгений Евгеньевич

– Теперь ступай, приготовь барину кофею, – продолжал громко командовать Филимоныч (а он это дело любил). – Господин граф вскорости проснутся – тотчас подашь ему.

– Да зна-аю, – кивнула девица и, глянув искоса и остро на Марфу, удалилась.

Филимоныч тоже покосился на Марфу и нехотя произнес:

– Проходи покуда.

Он провел ее в какую-то темноватую камору, где были обшарпанный стол, пара стульев, продавленный диван и картина на стене с изображением лесного пруда в окружении корабельных сосен, по бережку какового тянулась извилистая,

зарастающая травой тропинка.

– Как звать-то тебя? – задал вопрос старый камердинер.

– Марфа.

– Чаю хочешь? – неожиданно предложил Филимоныч.

– Хочу, – осторожно ответила женщина, опасаясь какого-нибудь подвоха. Но никакого подвоха не было. Меньше чем через четверть часа она уже пила душистый чай с вишневым вареньем и закусывала знаменитыми московскими баранками с маком. Напряжение спало, и она уже не косилась недоверчиво на строгого камердинера и даже охотно отвечала на его вопросы. Она все рассказала ему: как возвращалась с огородов, как зашла по дороге в барскую кухню испить водицы и как услышала ссору главноуправляющего Попова с их управляющим Козицким. А потом она услышала крик. И еще один. Кажется, это кричал не Козицкий.

– Выходит, кричал Попов? – спросил камердинер, внимательно слушавший ее рассказ.

– Я не знаю, – просто ответила Марфа.

– Но их было двое в комнате?

– Я слышала только два голоса, – немного подумав, ответила Марфа.

Филимоныч пробурчал что-то себе под нос, чего Марфа так и не разобрала, а потом, велев ждать, вышел.

«И что эти бабы за народ, – уже не бурчал, а думал про себя старый камердинер. – Никогда ничего путного от этих куриц не добьешься…»

Не было его с полчаса. Кажется, дважды хлопали входные двери: похоже, камердинер покидал дом, а затем вернулся.

Потом он зашел в камору:

– Пошли, – произнес он. – Тебя господа ждут.

Марфа кивнула и послушно пошла вслед за стариком.

Они поднялись на второй этаж и остановились перед высокими дверьми, за которыми слышался приглушенный говор.

– Позвольте, ваше сиятельство? – приоткрыл двери камердинер и, не дожидаясь разрешения, вошел: – Вот, господа, извольте: Марфа. Крестьянка из села Павловское. Хочет что-то сообщить по интересующему вас делу. – Затем обернулся к Марфе и сказал: – Заходи.

Женщина вошла и увидела двух мужчин, сидящих в креслах. Один имел вид благодушного барина, который, по-видимому, и был графом Виельгорским. Второй господин имел строгий вид, был темен лицом, и его пышные черные усы были закручены колечками кверху.

– Присаживайтесь, – указал жестом на свободное кресло благодушного вида барин. – Ты свободен.

Это относилось к камердинеру Филимонычу. Тот только чуть поклонился и прикрыл двери.

«Ишь, секреты у них, – подумал старый камердинер, и в его глазах промелькнули хитрые искорки. – Эти секреты, господа хорошие, я знаю уже много раньше вашего»…

Какое-то время оба мужчины разглядывали Марфу, очевидно, составляя о ней мнение.

«Ну,

что, крестьянка как крестьянка», – решил про себя граф Виельгорский. Таких по селам и деревням – сотни тысяч. Второй же мужчина, а это был обер-полицмейстер Власовский, за которым весьма предусмотрительно сходил камердинер графа Филимоныч, составил совершенно иное мнение о Марфе, сидевшей чуть сбоку от него. «Женщина около тридцати лет. Баба весьма решительная, с характером: приехать из села в Москву, одной, найти, где проживает граф, и прийти к нему в дом, – на это решится не всякая. И не у всякой такое получится. Явно рассчитывает на вознаграждение от графа. Наверняка что-то знает о пребывании в имении Павловское Попова, но вот почему она вознамерилась рассказать об этом только сейчас?»

– Марфа… простите, как вас по батюшке? – первым нарушил молчание граф Виельгорский.

– Кондратьевна, – ответила Марфа, слегка зардевшись.

– Очень приятно, – слегка приподнялся в своем кресле (все ж таки женщина) граф. – Марфа Кондратьевна, расскажите нам с господином обер-полицмейстером, какие обстоятельства привели вас ко мне и что вы желаете мне сообщить.

Марфа уняла холодок, пробежавший при словах «господином обер-полицмейстером», и посмотрела в его сторону. Власовский, приготовившийся слушать, смотрел на нее не мигая.

Женщина перевела взгляд на добродушное лицо графа и уверенно проговорила:

– Я слышала, как они ругались.

– Кто – они? – мягко спросил граф.

– Господин Попов с нашим управляющим господином Козицким, – твердо ответила Марфа.

– Вы настолько хорошо знаете господина Попова, что можете отличить его голос? – задал вопрос обер-полицмейстер.

– Хорошо господина Попова я не знаю, – ответила Марфа, переведя взор на Власовского. – Но я не единожды слыхала, как он говорит, ведь он не впервой в наше село приезжал.

– Хорошо, давайте с самого начала, – предложил обер-полицмейстер.

Марфа кивнула и начала:

– Шестого мая я работала на ближних огородах. Это недалеко от барского дома. Было жарко, после середины дня солнце стало сильно печь, и мне захотелось пить…

– В котором часу вам захотелось пить? – перебил ее Власовский.

– Это было уже за полдень, – ответила Марфа. – Верно, часу в третьем…

– Хорошо, продолжайте, – сказал Александр Александрович.

– Я решила сходить в барский дом, на кухню…

– Ближе никак нельзя было напиться? – снова перебил Марфу обер-полицмейстер.

– Нет, – ответила Марфа. – Мы всегда в барский дом ходим, когда на ближних огородах работаем. Заходим на кухню, их кухарка выносит нам воды в ковше. На этот раз на кухне никого не было, я знала, где стоит вода, пошла к бочке и услышала громкий разговор.

– Где он происходил? – спросил Власовский.

– Я не знаю, внутри дома я никогда не была, только на кухне… – смутившись, ответила Марфа.

Обер-полицмейстер вопросительно посмотрел на Виктора Модестовича.