Кандалы для лиходея

Сухов Евгений Евгеньевич

– Это верно, – с интересом посмотрел на мудрую крестьянку граф Виельгорский. – Так бывает. О человеке как-то сразу создается впечатление, по неким неуловимым признакам, и это впечатление, как обычно бывает, и является самым правильным…

– Хорошо, – то ли согласился с графом, то ли под воздействием каких-то своих мыслей произнес Сан Саныч и обратился к Марфе: – Итак, вы не рассказали про ссору Попова с Козицким исправнику, потому что боялись Козицкого.

– Да, – ответила Марфа и в подтверждение кивнула, – ежели б я про их разговор с господином Поповым рассказала исправнику или становому, а он, господин Козицкий то есть, об этом узнал бы, мне в этом селе больше и не жить. Он бы меня со свету сжил, ей-богу! – приложила она

ладонь к просторной груди. – А окромя этого, управляющий со становым приставом такими знакомцами стали – неразлейвода. Выпивали даже вместе. А ну как я рассказала бы о его ссоре с господином Поповым становому, а тот сказал бы об этом Козицкому по пьянке? Что бы потом со мной стало? В общем, – она посмотрела сначала на Виельгорского, а затем на обер-полицмейстера, – испужалася я…

– Ясно, – подытожил разговор обер-полицмейстер и выразительно посмотрел на графа.

– Господина Попова убили, да? – вопросительно посмотрела на Власовского Марфа.

– Это еще не факт, – такую фразу вынужден был сказать Александр Александрович. – Вам, Виктор Модестович, – обратился он к графу, – еще нужна Марфа Кондратьевна?

– Нет, – ответил граф и посмотрел на Марфу: – Я вам весьма признателен за то, что вы нам рассказали, весьма. Ступайте сейчас к Филимонычу и скажите, что я велел вам выдать пятьдесят рублей и оплатить все проездные расходы. И… спаси вас Бог.

– Благодарствуйте, барин, – ответствовала на такую несусветную благодать Марфа и поклонилась в пояс, от чего Виктору Модестовичу стало крайне неловко: чай, не крепостные времена на дворе, дабы такое чинопочитание разводить. Посему он отвел глаза в сторону и произнес: – Ступайте, сударыня, ступайте.

Марфа вышла, а граф и обер-полицмейстер снова переглянулись.

– Ну, что вы обо всем этом думаете? – спросил Виктор Модестович, когда за смелой женщиной закрылись входные двери.

– Я думаю, что эта крестьянка нас не обманывает: ссора между Поповым и Козицким, о которой она сообщает, в действительности имела место быть, – в задумчивости ответил Власовский. – Попов обнаружил несоответствия в финансовых документах и решил объясниться с Козицким. Разговаривали они на повышенных тонах, как сами понимаете, поскольку Попову надлежало держать отчет уже перед вами и воровство Козицкого могло наложить тень и на него. А потом Козицкий ударил Попова, завершив тем самым ссору.

– Он что, его убил? – испуганно посмотрел на обер-полицмейстера Виельгорский.

– Совершенно не факт, что это произошло в вашей усадьбе, – отозвался Александр Александрович. – Если верить показаниям лодочника, на другой берег Павловки он отвез Попова все-таки живым. Причем ничего особенного в поведении Попова лодочник не заметил. А вот за рекой его мог поджидать Козицкий, который, возможно, и убил Попова, чтобы тот не сообщил вам о его воровстве. Затем Козицкий присвоил ваши деньги, а труп Попова надежно спрятал. Может быть, закопал. Как отписал мне тамошний уездный исправник Уфимцев, саквояж Попова они нашли именно на противоположном берегу реки в каком-то овражке.

– А больше они ничего не нашли? – спросил граф Виельгорский.

– К сожалению, нет, – ответил обер-полицмейстер.

Какое-то время они молчали, думая каждый о своем.

– Жалко Попова, – нарушил тишину Виктор Модестович.

– Да, – машинально согласился с собеседником обер-полицмейстер. А потом добавил: – Возможно и иное развитие событий.

– Какое же? – спросил граф.

– Ваш главноуправляющий Попов вовсе и не покидал Павловское, – ответил Сан Саныч.

– Это как? – поднял удивленно брови граф Виельгорский.

– А так, – в упор посмотрел на графа Власовский. – Шестого мая, в тот самый момент, когда крестьянке села Павловское Марфе, работающей на огородах, захотелось пить, управляющий Козицкий имел разговор с главноуправляющим Поповым, который раскрыл его экономические махинации, обозвал вором и пообещал

Козицкому, что тому придется держать ответ за свои художества. Козицкий, опасаясь, что Попов сдержит свои обещания, ударил его один раз, а затем и второй, ведь Попов вскрикнул дважды. И убил Попова, поскольку, возможно, удары производились не просто кулаком, а, к примеру, кочергой, чугунной статуэткой или еще чем-нибудь тяжелым. А потом он закопал труп на территории имения, поскольку тащить покойника куда-то подальше просто опасно. Могут увидеть. Поэтому-то на том берегу реки Павловки и не нашли никаких следов Попова, кроме пустого саквояжа, который Козицкий вполне мог подбросить уже тогда, когда в село приехали исправник и становой пристав, с тем чтобы навести их на ложный след. Такое ведь тоже могло произойти, – скорее утвердительно, нежели вопросительно, добавил Александр Александрович.

– А как же показания лодочника? – недоуменно посмотрел на обер-полицмейстера Виельгорский.

– А может, лодочник этот тоже боится Козицкого как огня? – произнес Александр Александрович. – Вот эта Марфа, к примеру, явно не из пугливых баб, коли из села чужой губернии, одна, решила приехать в Москву, в которой отродясь не бывала, и все вам рассказать. И приехала, не побоялась. И все рассказала. А вот Козицкого боится пуще огня. Вот и лодочник, похоже, тоже боится. Запугал там их всех этот ваш управляющий…

– Я немедленно его уволю, – решительно заявил своему собеседнику Виктор Модестович.

– А вот этого я вам делать не советую, – ответил Власовский. – Увольнением мы его только спугнем. Он соберет манатки и уедет, и ищи его потом, свищи. Нет, пусть думает, что нам ничего не известно про него и его финансовые махинации. Труп он спрятал надежно – чего ему бояться? А мы потихоньку будем делать свое дело. – Александр Александрович посмотрел на графа. – Я сегодня же отпишу тамошнему исправнику Уфимцеву. Расскажу ему про ссору Попова с Козицким. Пусть он там перевернет все вверх дном. Надеюсь, вы не возражаете?

– Ни в коей мере, – ответил Виельгорский, – делайте все, что посчитаете нужным, дабы изобличить убийцу.

– Вот и хорошо, – поднялся с кресла обер-полицмейстер. – Так или иначе, но дело об исчезновении вашего главноуправляющего, считайте, получило новый оборот…

Глава 10

Не стоит поминать имя Господа всуе, или Опять мимо?

Конец второй декады июня 1896 года

Новая депеша от московского обер-полицмейстера Власовского не застала уездного исправника Уфимцева врасплох. Павел Ильич так и полагал, что одним дознанием, не принесшим никаких результатов, дело не окончится. А вновь сообщенные факты, что с прежнего места службы Козицкий был уволен за экономический подлог в финансовых документах и что одна из крестьянок слышала ссору Попова с Козицким (причем главноуправляющий обвинял Козицкого опять-таки в воровстве, после чего ссора эта закончилась криками Попова), уже круто меняли дело. В том, что Попова давно нет в живых, исправник Уфимцев уже не сомневался. Возможно, убиение Попова произошло не за речкой Павловкой, а на самой территории имения графа Виельгорского, а значит, они со становым приставом Винником и урядником Гатауллиным искали следы главноуправляющего не там, где надлежало бы им быть.

Уфимцев связался с приставом Винником, и они, прихватив с собой урядника Гатауллина, снова приехали в Павловское.

– С Козицким вина не пить и дружбу с ним не водить, – предупредил пристава Винника Уфимцев. – Держаться с управляющим строго официально и на расстоянии. Пусть понервничает.

– Так то ж для дела было, – попытался было оправдаться Ираклий Акакиевич, но Уфимцев так глянул на него, что становой пристав проглотил язык. Спорить с исправником, если уж он чего решил, было совершенно без пользы и, как говорится, себе дороже.