Кандибобер (Смерть Анфертьева)

Пронин Виктор Алексеевич

– Мне?!
– задохнулась в благодарном протесте Наталья Михайловна.
– Ты с ума сошел! Нет, Вовушка, ты сошел с ума! Я не могу взять такой подарок, продолжала она, прикладывая ожерелье к груди.
– Он слишком дорог. Сколько он стоит?

– Фу, какой плохой вопрос!
– фыркнул Вовушка.
– Ты надевай и зови за стол.

Последний раз я ел часов пять назад в солнечной Испании. Между прочим, на плацца Майор.

– Там что, исключительно одни майоры разгуливают?
– спросил Вадим Кузьмич.

– Вадька, ты очень глупый и невежественный человек. Плацца Майор означает Главная площадь.

Центральная площадь, если уж по-нашему. Вот, держи, - Вовушка нащупал в чемодане ещё один предмет - довольно вместительную, но какую-то мягкую, будто жеваную бутылку.

– Какая прелесть!
– воскликнула Наталья Михайловна.
– Вадим, ты только посмотри! Умеют же люди, это прелесть! Просто прелесть!

Вадим Кузьмич взял бутылку, повертел в руках, вчитался в мелкие буквочки.

– Восемнадцать градусов, - сказал он.
– Вроде "Солнцедара". Сойдет.

В безудержных восторгах жены Вадиму Кузьмичу почудилось что-то уничижительное. Но, увидев сверкающие глаза Натальи Михайловны, он подумал, что нечасто они бывают такими. Потом задержался взглядом на агатах... И простил жену. Но с радостными воплями у неё явный перебор, решил Вадим Кузьмич. Она испускает такие фонтаны счастья, будто боится показаться неблагодарной.

Направляясь в комнату, Вадим Кузьмич неловко задел длинный предмет, который Вовушка впопыхах поставил у вешалки. Предмет с грохотом рухнул на пол.

– Боже!
– радостно испугалась Наталья Михайловна.
– Что это?

– Меч, - смущенно засмеялся Вовушка.
– Не удержался и в Толедо на толчке купил.
– Он отмотал бумажную ленту, и взорам изумленных Анфертьевых предстал полутораметровый меч с алой рукоятью и кованым эфесом. Лезвие меча было украшено фигурами чудищ, крылатых людей и каких-то зубастых растений.

– Вовушка, - озадаченно проговорила Наталья Михайловна, - это... Зачем он тебе?

– А так!
– шало рассмеялся Вовушка.
– Половину всех своих песет отдал за этот меч. Дрогнула душа, не смог пройти мимо.

– Но ведь... милиция отнимет, - Наталья Михайловна, выбитая из привычных представлений о том, что следует покупать за границей, мучительно искала верный тон. Она не могла понять этой покупки, не могла допустить, что человек, попавший в страну, о которой можно только мечтать, отваливает кучу денег за двухкилограммовую железяку... Наталья Михайловна почувствовала себя униженной. А что, так ли уж редко нас уязвляют разорительные, с нашей точки зрения, покупки, поступки, поездки, подарки ближних? Вот и Наталья Михайловна, сама того не замечая все увиденное и услышанное невольно примеряла к себе, словно бы все в мире делалось только для того чтобы узнать, как она к этому отнесется.
– Это ведь холодное оружие, Вовушка!
– Она решила, что искренняя озабоченность будет вполне уместна.

– А!
– Вовушка беззаботно махнул рукой.
– Преследуется не владение холодным оружием, а ношение. Я постараюсь не брать его с собой на работу. Разве уж в крайнем случае, когда все другие доводы будут исчерпаны.

– Как же тебя таможенники пропустили?

– Они спрашивают, что это, дескать, такое у вас, молодой человек, под мышкой? Боковой меч, говорю, осколок средневековья. Они в хохот. А я уже в общем зале. Представляете, пройдет десять, двадцать, сто лет, и все

эти годы меч будет висеть на почетном месте, и мои внуки скажут: "Этот меч наш дед привез в прошлом веке из Испании!" Как, звучит?

– Нет, Вовушка, ты молодец!
– воскликнул Вадим Кузьмич.
– Честно говорю - завидую. Я бы не решился.
– Он подержал меч на весу, подышал на лезвие, смахнул набежавшее облачко. Взяв меч в правую руку, Вадим Кузьмич повернулся к зеркалу и принял воинственную позу:

– Хорош, да?

– Никогда не видела ничего более несовместимого, - холодно заметила Наталья Михайловна.

– Да?
– вскинул брови Вадим Кузьмич.
– Полагаю, дорогая, ты ошибаешься.

– Ничуть, дорогой!
– весело ответила Наталья Михайловна.

– Ошибаешься!

Вадим Кузьмич приблизился к зеркалу так близко, что эфес глухо ударился о стекло, и пристально посмотрел себе в глаза. Он увидел усталость человека который вот-вот готов сдаться, которого убивает не работа, а её бесполезность.

Он мог любить её, отдаваться без остатка, мог сгорать на работе, но это ничего не меняло в его жизни. "Что ж, дорогой товарищ, все идет к тому, что тебе придется принимать решение, - сказал себе Анфертьев.
– Да, ты кое-чем рискуешь... Но надо же за что-то и уважать себя... Мужайтесь, гражданин Анфертьев".

– Пошли, Вовушка, водку пить, - сказал Вадим Кузьмич. Не взглянув больше на меч, он отставил его к вешалке, прошел в комнату. Впервые за весь вечер промелькнуло в нем что-то новое, жесткое, и Вовушка успевший бросить на друга стыдливый взгляд, поспешно отвернулся. Но через минуту видел в глазах Вадима Кузьмича лишь радость встречи и нетерпение - пора наконец начать застолье.

Вряд ли стоит подробно говорить о том, что они пили, в каком порядке, чем закусывали. Содержимое стола, накрытого Анфертьевым, мы знаем: бутылка водки, свекольный салат, жареная картошка, полкило колбасы по два рубля двадцать копеек и банка сайры в качестве холодной закуски и украшения, призванного показать уважение к гостью. Да, и бутылка диковинного портвейна в мятой бутылке - Наталья Михайловна поставила её возле себя, предупредив, что будет пить исключительно испанское зелье. Это, дескать, утешит её и позволит приобщиться к прекрасной стране, в которую одни ездят, а другие лишь мечтают об этом. Вовушка виновато улыбнулся, будто от него зависело, поедет ли Наталья Михайловна на Пиренейский полуостров или останется дома заниматься постирушкой. В несильном свете торшера на груди её тускло переливались зерна агата. В каждом камешке мерцала красноватая загадка, и казалось, огоньки не стоят на месте, они то собираются по несколько в одном камне, то вдруг покидают его, оставляя пустым и холодным, то затевают гонку по ожерелью, сверкая обжигающими взгляд искрами.

Наталья Михайловна заставила Вовушку подробно Рассказать о его встречах, открытиях и потрясениях. И как раз в тот момент, когда он, покинув гостеприимную Севилью, сквозь оливковые рощи, по солнечному шоссе, мимо замков и рекламных быков отправился по Андалузским горам в Гранаду, из маленькой комнаты вышла Танька и молча протянула Вовушке изображение русского леса, исполненное в испанских красках.

– Ой!
– со счастливой улыбкой воскликнул опьяневший Вовушка.
– Как здорово!