Кандидат на выбраковку
Шрифт:
Наконец, все сошлось. Секретарь переключила меня на ректора, он был в своем кабинете, я не нажал на «отбой» и услышал «слушаю», сказанное густым объемным голосом.
— Здравствуйте! Я бы хотел поступить в институт, — изнутри меня била мелкая дрожь, меня бросало в жар.
— Нет проблем, сдавайте документы в приемную комиссию и поступайте, — голос был уверенным, и постепенно я начал успокаиваться.
— Проблемы есть. Дело в том, что я не могу ходить. И живу я с бабушкой, она больна. Помогать она мне не сможет, — во мне вновь появилась неуверенность. Мне показалось, что он меня сейчас не поймет. Не поймет, какая помощь и в чем мне нужна. В чем бабушка мне
— Хорошо, я пришлю к Вам кого-нибудь, — ректор меня понял. Попросил продиктовать ему номер моего телефона и адрес.
— Спасибо! — сказал я в трубку, в которой уже звучали короткие гудки.
На следующий день раздался звонок. Говорил очень приятный женский голос.
— Здравствуйте! Меня зовут Крылова Люба. Ректор попросил меня помочь Вам с поступлением. Что Вам нужно?
— Здравствуйте!
Я уже долгое время не разговаривал ни с кем, кроме своих родных, поэтому чувствовал себя очень неуверенно. Особенно после такого вопроса. Потому что не знал, что вообще необходимо для поступления в институт. Мы договорились встретиться и все подробно обсудить.
И тут выяснилось, что проблемы у меня возникают из ниоткуда. Когда о встрече с Любой я рассказал бабушке, оказалось, она в это время уходит по своим делам. Ждать, пока придет Люба, бабушка не хотела, а когда я попытался ее уговорить, начался скандал. Доступ к моему телу стал камнем преткновения. Пришлось перезванивать Любе и назначать встречу на следующий день. Перед этим я узнал у бабушки, какие у нее планы на означенное время. Планов не предполагалось.
Бабушка могла бы уйти и не запирать замок. Дверь была с маленьким секретом — кто знал, просто поворачивал ручку и входил. Когда кто-то приходящий звонил в дверь, обычно я кричал: «Кто там?» — и если знал пришедшего, то кричал, чтобы повернули ручку и входили. Иногда «поверните ручку» я кричал сразу, едва заслышав звонок. Этого бабушка и боялась. Квартира наша находилась недалеко от железнодорожного вокзала. Очень часто к нам наведывались с различными просьбами нищие, цыгане, пьяницы. Бабушка панически боялась, что нас обворуют.
Самое смешное заключалось в том, что брать у нас было нечего. Когда отцу вынесли приговор, мать вывезла практически все из квартиры, все вещи. Вывезла, хотя имущество было описано. Я спросил ее, а что нам делать, если придут судебные исполнители и спросят, где вещи, ответом было — «скажи, что ты не знаешь». Когда судебные исполнители, наконец, появились, то, не найдя описанных вещей, они без дальнейших разговоров уехали. Уехали и больше не возвращались.
Теперь в квартире не было почти ничего, кроме старенькой кровати и очень древнего комода. Бабушка привезла их из своей каморки. У нас не было даже телевизора. Телевизор для меня оставался единственным окном в мир. Бабушка понимала это, и мы на наши с ней очень скромные деньги, состоящие из двух пенсий, моей и ее, несколько месяцев брали телевизор напрокат.
Две квартиры, трехкомнатную, в которой жили теперь только мы с бабушкой, и однокомнатную бабушкину, было решено обменять на двухкомнатную. Если удастся, то с доплатой. Мы дали объявление в газету, и, кроме того, бабушка теперь каждую неделю, в среду и в пятницу, ходила в бюро обмена. Где-то она узнала, что через бюро можно найти более выгодный вариант. Теперь моя эпопея с институтом напрямую зависела от бабушки, норовившей уйти из дома в самые неподходящие моменты. Иногда с большим трудом мне удавалось уговорить ее остаться до прихода Любы. Я очень боялся, что момент вступительных экзаменов может пересечься
Люба Крылова появилась в назначенный день. Это была среднего роста девушка, с приятным, русским лицом. Возможно, «русскость» ей придавала длинная, ниже пояса, тяжелая русая коса. Люба была первым человеком из внешнего мира, которого я увидел за очень долгий период времени. В ее следующий приход она принесла мне учебники и возможные варианты экзаменационных вопросов. Потом Люба стала приходить каждую неделю. Она серьезно и очень ответственно помогала мне готовиться, а во время «перемен» мы говорили о жизни. Так продолжалось вплоть до вступительных экзаменов.
Они были первыми в моей жизни. Я здорово переживал. Так получилось, что в санатории экзаменов мы не сдавали. В восьмом и десятом классах на педсоветах было решено выставить нам годовые оценки и этим ограничиться. Решения объясняли тем, что среди нас могли находиться дети со слабым сердцем, поэтому врачи не хотели подвергать нас этому очень нервному испытанию. Не знаю, почему таким было решение педсовета, и не ведаю, кто из нас имел «слабое сердце», только подобные постановления выносились два раза именно тогда, когда среди сдающих экзамены был я. В остальные годы выпускные экзамены проходили без каких-то проблем.
Самым трудным мне представлялся письменный экзамен, Я должен был написать сочинение за определенный промежуток времени. Я не боялся за грамотность. Причина переживаний заключалась в другом: к началу вступительных экзаменов моя правая рука, которой я в то время только и мог писать, была сломана в двух местах. Я, однако, об этом никому не говорил, да, в общем, никого мои проблемы и не касались. Я понимал, что никаких скидок на состояние моего здоровья мне никто делать не станет. За сдачу устных экзаменов я не волновался.
К первому июня, во многом благодаря Любе, я основательно подготовился к битве за институт. Со стороны бабушки проблем тоже не предвиделось. Дни экзаменов были известны заранее, и у нее на это время, никаких дел не намечалось.
Новоселье
Трехкомнатная квартира, в которой мы жили до ареста отца, матери стала не нужна. Для нас с бабушкой жилплощадь оказалась велика. После того как мать увезла из нее почти все вещи и мебель, квартира стояла полупустая. Мама хотела ее продать, но из-за меня дала согласие на обмен. Бабушка в течение восьми месяцев пыталась обменять эту и свою каморку на одну двухкомнатную квартиру.
Во-первых, она искала такой вариант, при котором в новой квартире не нужно было делать никакого ремонта. Для нас это являлось основным условием. У нас не было ни денег на ремонт, ни доброго человека, способного этот ремонт осуществить почти задаром.
Во-вторых, мы хотели, чтобы в нашей будущей квартире обязательно стоял телефон. Это являлось условием, на котором настаивал я. Бабушка считала, что телефон — роскошь. Сколько же скандалов возникало у нас с ней, когда она готова была согласиться на обмен без телефона?! Сколько криков?! Только случай с вызовом «скорой помощи» смог убедить ее, что телефон в нашей с ней ситуации — жизненная необходимость.