Кандидат наук(Повесть, отчасти сатирическая)
Шрифт:
— И вы допустили, товарищ председатель! — воскликнул он. — Это же издевательство над землей. — И добавил совсем не по-научному: — Кроме того, если посеять здесь сейчас, это значит — выбросить семена коту под хвост.
Николаю Петровичу после такой речи стало легче. «Черт их знает, как с этими профессорами обращаться», — думал он несколько часов тому назад. А теперь как-то сразу все стало на место. Он и согласился и возразил так:
— Издевательство — точно. Коту под хвост — исключительно точно.
— А я буду возражать. Попробую. И не думаю, что вы правы. Возражайте, протестуйте, пишите, жалуйтесь. Иначе вы не коммунисты, — наступал Герасим Ильич.
— Вы не понимаете сути, — возразил Николай Петрович, согласно своему характеру, совершенно спокойно. — Дело-то в чем? Да в том, что Каблучков временно замещает первого секретаря. Ну и… заместил так, что закрыл собою от нас весь белый свет. Любое возражение он считает посягательством на авторитет.
— Жалуйтесь! — настаивал Герасим Ильич. — Что вы, маленькие дети, в самом-то деле?
— Попробуем дождаться первого. Новый будет. А старому не вернуться, заел его туберкулез. И к тому же — ну, напишем мы о том, что мы не желаем выполнять дополнительный плач по состоянию погоды. Что из этого? Кому за это будет? Никому. План планом. А с меня и с Филиппа Ивановича будут «снимать стружку». Ведь жалобу-то не разберут за три дня? Нет. А сеять все разно заставят, пока жалоба будет ходить месяца два по разным инстанциям.
— Это как — «снимать стружку»? — спросил Герасим Ильич уже более примирительно, чем и дал понять, что он почти согласен с доводами.
Филипп Иванович улыбнулся и не стал отвечать на вопрос профессора, кивнув на Николая Петровича. А тот вполне серьезно сказал вместо ответа:
— Знаете что — хотел бы я, чтобы вы лично посетили самого Каблучкова и высказали ему все вот так, как нам. Может быть, и поймете «стружку».
— Обязательно поеду, — согласился Герасим Ильич.
С поля ехали молча. Всеми овладело самое обычное человеческое состояние, при котором любая идея тускнеет: хотелось есть.
К одиннадцати часам дня они подъехали к дому Филиппа Ивановича. Николай Петрович, выходя из «Москвича», сказал:
— Ну вот теперь и я знаю, что такое ученый. Думалось, как с ним говорить? А ну-ка да он скажет ученые слова, каких не знаешь? Выходит — все не так уж сложно.
Герасим Ильич улыбнулся. Филипп Иванович пригласил всех в дом. А Николай Петрович продолжал тем же ровным и спокойным голосом:
— А дозвольте спросить: водку пить будете?
— Водку?! — ужаснулся Герасим Ильич, но сразу же изменил выражение лица на благожелательное. — Буду!
Николай Петрович рассмеялся.
— У нас поговорка такая есть: «Если гостя встречать без вина, то хозяин — сам сатана».
За
— Вот вы, Герасим Ильич, рекомендовали взять отстающий колхоз. Помните?
— Помню. И убежден в этом.
— А Николай Петрович категорически предложил оставаться здесь, то есть в «среднем» колхозе.
— Никуда я его не пущу. Пусть тут и ставит опыты, — подтвердил Николай Петрович.
Герасим Ильич возразил:
— Вы, видимо, исходите из своих личных соображений. А надо думать об общем, не только о своем колхозе.
— Нет, не из личных. Мне Филипп Иванович уже говорил о вашей точке зрения: «не изучаем опыт отстающих», «нельзя лечить болезнь, не зная ее», и тому подобное. А я возражаю.
— Но ведь это же неопровержимые доводы.
— А кто знает, может, и опровержимые.
— Интересно, — оживился Герасим Ильич, — очень интересно.
Поставив вилку острием вверх, Николай Петрович возражал:
— Если следовать этому вашему доводу, то надо обязательно посеять овес с чечевицей в конце июня, по глыбистой пахоте.
— Не понимаю! — удивился Герасим Ильич.
— Ну что ж тут не понимать! Засеять занятый пар в конце июня, а в октябре — ноябре посеять озимые, чтобы их не было совсем. Это и будет «изучение» отстающей агротехники, то есть изучение того, как не надо делать. Я не горазд в агротехнике, но думаю — этого не следует делать.
— Позвольте, Николай Петрович! Я имею в виду и организацию труда, и вообще организационные вопросы, и работу с людьми в отстающих колхозах.
— И все равно. Лучше изучать, как сделать хорошо, чем изучать, как не надо делать плохо.
Герасим Ильич ответил не сразу.
— Тут надо подумать… Пока тебе никто не возражает — считаешь, что ты прав… А вот сейчас вы, кажется… правы. У вас — логика.
— Я, Герасим Ильич, не понимаю ее, эту логику. А так — «по личному соображению». Все-таки жизнь прожил, шестой десяток пополам перерубил.
Герасим Ильич легонько хлопнул Николая Петровича по плечу.
— А ведь мы вроде ровесники! Знаете что, Николай Петрович, вы меня немножко подучайте.
— А вы меня.
— Идет!
— По рукам?
— По рукам.
Филипп Иванович был очень доволен, что скептическое отношение Николая Петровича к профессору рассеялось как дым. И он уже уверенно спросил:
— Значит, вы не возражаете против того, чтобы я остался здесь, в своем колхозе?
— Побежден, — ответил Герасим Ильич. — «Личным соображением» побежден. Впрочем, ведь это был только мой совет. А от меня совершенно не зависит, где вам основать опорный пункт.
— На это есть «Облкормложка», — ехидно вставил Николай Петрович.