Каникулы безобразия и другие невероятные истории
Шрифт:
– Ах так! – он выгнул спину и поднял хвост, – решено, я выхожу на охоту.
За кем, а, точнее, за чем охотиться – у Пыха не было сомнений. Он добудет витаминки. Полку, где они лежат, Пых запомнил.
«Может, Сеню позвать?» – мелькнула мысль.
«Нет! – отогнал её Пых. – Тигры действуют всегда в одиночку!»
Он запрыгнул на кухонный столик и встал на задние лапы. До дверки шкафчика передняя лапа не доставала. Пых прыгнул и зацепился за ручку.
– Скри-и-ип! – возмутилась дверка и распахнулась, прокатив
«Здорово как!» – подумал Пых и спрыгнул на столик. Путь в шкафчик был открыт. Там, на полке, его ждёт вкусная еда! И он добудет её! Он – тигр!
Котёнок вскочил на нижнюю полку шкафчика. Зазвенела посуда, баночки и бутылочки. Посыпалась какая-то крупа.
За витаминками надо было подняться выше. Пых встал на задние лапы и наугад попытался нащупать заветную коробочку.
«Не то… и это не то…»
Вниз что-то полетело. А коробочки всё не было. Пых очень сильно вытянул лапу и, толкнув, опрокинул какую-то банку.
– Дзынь! Штеп! Тш-ш-ш!
С верхней полки на голову Пыху потекло что-то липкое и противное. Он кубарем скатился на пол. Следом за ним летели баночки и бутылочки.
– Дзынь! Бах! Ба-бах!
Пых в ужасе метался по кухне. Липкая противность мешала ему видеть. С разбегу он стукнулся головой о холодильник.
На кухне вспыхнул свет.
– Убился! Боже мой!
«Мама!» – узнал по голосу Пых. Мягкие тёплые руки подняли его и прижали к груди.
– Пышенька мой убился! Валера, скорее, у него голова в крови!
Мама металась из угла в угол по кухне и причитала.
Липкая бяка почти залепила глазки. Пых едва рассмотрел папу.
– Папа, я не хотел! Оно само упало! – мявкнул он виновато.
– Н-да! – сказал папа. Аккуратно потрогал Пыха и внимательно посмотрел на пальцы.
– Катя, а ты не знаешь, что на нём такое липкое? И очень похоже на варенье из красной смородины!
Мама тоже потрогала Пыха и лизнула палец.
– Ах ты ж воришка!
– Неси его в ванную, купать будем! Ты и сама вон вся в смородине.
«Нет!» – дёрнулся было Пых, услышав о купании. Но потом вспомнил, что тигры любят воду, и покорно вздохнул: «Надо терпеть!»
Вымытый, накормленный колбаской и завёрнутый в полотенце Пых лежал в кресле и вспоминал своё приключение.
– Пых! Шлышишь меня? Как ты?
Пых открыл глаза. На подлокотнике кресла сидел Сеня, прижимая четыре ножки к груди.
– Ты такой переполох уштроил! Шеня за тебя очень переживал!
Пых вздохнул:
– Ох, Сеня, у меня была такая неудачная охота!
– Пошлушай, друг, я тебе хочу что-то шказать! – Сеня был очень серьёзен. – Только ты не обижайша, хорошо?
Пых махнул хвостиком:
– Хорошо!
– Давай ты больше не будешь тигром? Оштавайся котёнком! А когда вырастешь – штанешь большим котом!
– Ладно,
«Но немножко тигриного во мне всё-таки есть!» – подумал он, засыпая.
Покоритель чудовищ
– Скучно! Скучно-кучно-кучно! Скучно-о-о-о!
Пых никак не мог придумать, чем ему заняться. Даже есть не хотелось. Он слонялся по квартире, исполняя песню скучающего кота. Маршрут пролегал из детской комнаты по коридору в зал, потом на кухню и снова в детскую.
На втором круге Пых заглянул в ванную и спел песню там. Получилось неплохо, только так громко, что ушки заложило. Пых потряс головой и решил, что в ванной ему петь не нравится.
В прихожей Пых запрыгнул в коробку, которую папа Валера удачно забыл выбросить, уходя на работу. Накануне вечером из коробки извлекли какой-то «гаджет», как сказал Вадик. Пых покрутился под ногами, понаблюдал, как папа доставал и изучал что-то чёрное, круглое, похожее на большую сковородку с крышкой, но без ручки. Он ещё подумал, что хорошо бы это что-то было для кота. А потом Вадик позвал его делать уроки – и Пых убежал помогать другу.
Сидеть в коробке было классно, если недолго. А если долго – то опять же скучно. Пых вылез и снова пошёл бродить и петь.
После третьего круга бродить надоело. Он запрыгнул на кухонный стол и приготовился исполнить заключительную арию кота «Один дома». Пых уселся поудобнее, обернулся хвостиком, закрыл глазки, вдохнул и…
– Штой! Оштановишь, прошу!
Пых открыл глаза. Перед носом на паутинке висел Сеня. Он вытянул вперёд четыре ножки, а ещё четыре – умоляюще сложил на груди.
– Я тебя как друга прошу, не пой! – восемь Сениных глазок наполнились слезами. – Я от твоих кри… твоего пения работать не могу! У меня паутинка криво вяжетша и узелочки рвутша!
Пых почесал за ушком. Он всегда так делал, когда надо было немножко подумать.
– Сеня, а зачем ты паутинку плетёшь? Брось её, давай лучше в догонялки поиграем!
Сеня опустился на стол и забегал вокруг Пыха:
– Вы только пошлушайте, что он говорит! Это же нешлыханно! Это шкандал!
– Поду-у-умаешь, – Пых махнул лапой, – паутинкой больше, паутинкой меньше! Мама Катя, когда уборку делает, иногда нечаянно тряпкой паутину смахивает.
– Я очень-очень огорчён твоей неошведомлённоштью! – Сеня остановился и взмахнул ножками. – Моя работа очень важная! Без моей паутинки будет штолько мух и мошек, что здешь невозможно будет вдохнуть! Их будет столько, что тебе, маленькому и глупому Пыху, не останется места в доме! А мама, кштати, шмахивает только ненужную паутинку!
Пых слушал друга, открыв ротик. Довольный произведённым эффектом, Сеня сел и скрестил четыре ножки на животе. Пых снова почесал за ушком и прищурив глаз, спросил: