Каникулы и фотограф
Шрифт:
— Ты чего? — полюбопытствовал Мосин.
— Ты что, слепой? — закричал инженер. — Смотри сюда. Меряю лезвие. Сколько? Одиннадцать с половиной. А теперь рукоятку. Десять ровно. Так как же лезвие может уместиться в рукоятке, если оно на полтора сантиметра длиннее?!
— Умещается же, — возразил Мосин.
Лихошерст ещё раз выгнал лезвие, тронул его и отдёрнул руку.
— Горячее! — пожаловался он.
— Щёлкаешь всю дорогу, вот и разогрелось, — предположил Мосин.
— Идиот! — прошипел Лихошерст, тряся пальцами. — Где
Он заметался по лаборатории, и Мосин понял, что если сейчас не вмешаться, ножу — конец.
— А ну положи, где взял! — закричал он, хватая буйного инженера за руки. — Он, между прочим, денег стоит!
Лихошерст с досадой вырвал у Мосина свои загребущие лапы и немного опомнился.
— Сколько? — бросил он.
— Валера! — Мосин истово прижал ладонь к сердцу. — Не продаётся. Для себя брал.
— Двадцать, — сказал Лихошерст.
— Ну Валера, ну не продаётся, пойми ты…
— Двадцать пять.
— Валера… — простонал Мосин.
— Тридцать, чёрт тебя дери!
— Да откуда у тебя тридцать рублей? — попытался урезонить его Мосин. — Ты вчера у Баранова трёшку до получки занял.
— Тридцать пять! — Лихошерст был невменяем.
Мосин испугался.
— Тебя жена убьёт! Зачем тебе эта штука?
Лихошерст долго и нехорошо молчал. Наконец процедил:
— Мне бы только принцип понять… — Он уже скорее обнюхивал нож, чем осматривал. — Идиоты! На любую др-рянь лепят фирменные лычки, а тут — даже запрос не пошлёшь! Что за фирма? Чьё производство?
— Валера, — проникновенно сказал Мосин. — Я пошутил насчёт зажигалки. Это не мой нож. Но я могу достать такой же, — поспешил добавить он, видя, как изменился в лице инженер-конструктор. — Зайди завтра, а?
— Мосин, — сказал Лихошерст. — Ты знаешь, что тебя ждёт, если наколешь?
Мосин заверил, что знает, и с большим трудом удалил Лихошерста из лаборатории. Ну и денёк! Теперь — хочешь не хочешь — надо идти к Тохе и добывать ещё один. Или отдавать этот. Конечно, не за тридцать рублей. Мосин ещё не настолько утратил совесть, чтобы наживаться на Лихошерсте… Рублей за пятнадцать, не больше.
7
Перед тем, как пролезть в пролом, Мосин тщательно его осмотрел и пришёл к выводу, что дыра выглядит вполне надёжно. Не похоже, чтобы она могла когда-нибудь закрыться.
Киношники толпились возле избы. Тоха стоял на старинной медной пушке и озирал окрестности. Мосин подошёл поближе.
— Где пироскаф? — потрясая растопыренными пальцами, вопрошал Денис Давыдов. — Мы же без него начать не можем!
— Сегодня должны пригнать, — сообщил Мосин, вспомнив ночной разговор.
— Летит! — заорал Тоха.
Послышалось отдалённое тарахтенье, и все обернулись на звук. Низко над пустырём летел аэроплан. Не самолёт, а именно аэроплан, полотняный и перепончатый. Мосин неверно определил границы невежества потомков. Границы эти были гораздо шире. Хотя — аэроплан мог залететь и из другого
Полотняный птеродактиль подпрыгнул на четырёх велосипедных колёсах и под ликующие вопли киношников, поскрипывая и постанывая, въехал на съёмочную площадку. Уже не было никакого сомнения, что летательный аппарат прибыл по адресу: из сплетения тросов и распорок выглядывала круглая физиономия с бармалейскими усами. Пилот был в кивере.
Этого Мосин вынести не смог и направился к Денису, которого, честно говоря, немного побаивался: уж больно тот был велик — этакий гусар-баскетболист.
— Аэроплан-то здесь при чём?
— Аэроплан? — удивился Денис. — Где?
Странно он всё-таки выглядел. Лихие чёрные усищи в сочетании с нежным юношеским румянцем производили совершенно дикое впечатление.
— Вот эта штука, — раздельно произнёс Сергей, — называется аэроплан.
Денис был озадачен.
— А пироскаф тогда что такое? — туповато спросил он.
Что такое пироскаф, Мосин не знал.
Тем временем круглолицый субъект с бармалейскими усами успел выпутаться из аппарата и спрыгнул на землю, придерживая, как планшетку, всё тот же топор на портупее.
— Похож? — торжествующе спросил аэрогусар.
— До ангстрема! — подтвердил Денис.
— На что похож? — возмутился Мосин. — Не было тогда аэропланов!
Гусары переглянулись.
— А почему тогда эскадрон называется летучим? — задал контр-вопрос Давыдов.
— Сейчас объясню, — зловеще пообещал Сергей.
Тут он им и выдал! За всё сразу. И за топор, и за портупею. Вытряхнул на них все сведения, почерпнутые вчера из книги Тарле «Наполеон», вплоть до красочного пересказа отрывка из мемуаров настоящего Д. Давыдова о кавалерийской атаке на французское каре.
Гусары пришли в замешательство. Денис оглянулся на окружившую их толпу и понял, что пора спасать авторитет.
— Это ведь не я придумал, — терпеливо, как ребёнку, начал он втолковывать Мосину. — Так компендий говорит.
— А ты его больше слушай! — в запальчивости ответил Мосин и вздрогнул от массового хохота. На шум из избы выскочили ещё трое. Им объяснили, что секунду назад Сергей блистательно срезал Дениса. Одной фразой.
— Тоха! Григ! — метался униженный Денис. — У кого компендий? Да прекратите же!
Ему передали крохотный — вроде бы стеклянный — кубик и прямоугольную пластину с кнопками. Денис загнал в неё кубик и принялся трогать кнопки. На пластине замелькали рисунки и тексты. Наконец он нашёл, что искал.
— Аэроплан, — упавшим голосом прочёл Денис. — А ты говорил «пироскаф», — упрекнул он гусара-авиатора. — А век не указан, — победно заявил он Мосину.
Началась полемика, смахивающая на рукопашную. Давыдов повёл себя подло. Вместо того чтобы возражать по существу, он придрался к формальной стороне дела, заявив, что Мосин — неясно кто, непонятно откуда взялся и вообще не имеет права находиться на территории.