Каникулы в Лимстоке. Объявлено убийство. Зернышки в кармане
Шрифт:
— Это был токсин, — подтвердил заместитель комиссара. — Мне только что прислали отчет о вскрытии.
— Значит, с этим ясно, — подытожил инспектор Нил. — Можем ехать дальше.
— Какое впечатление производят слуги?
— Дворецкий и горничная явно нервничают. Впрочем, тут нет ничего необычного. Нормальное явление. Повариха в ярости, а уборщица хоть и хмурится, но довольна. Все вполне естественно, ничего особенного в их поведении я не заметил.
— Еще кто-нибудь вам показался подозрительным?
— Пожалуй,
— Именно. Что же, Нил, действуйте. Кстати, здесь сейчас мистер Персиваль Фортескью. Я успел перекинуться с ним парой слов, и он ждет вас. Другого сына мы тоже отыскали. Он сейчас в Париже, в «Бристоле», вылетает к нам сегодня. Пожалуй, вам лучше встретить его в аэропорту.
— Да, сэр. Я и сам так думал…
— А с Персивалем Фортескью поговорите прямо сейчас. — Заместитель комиссара хмыкнул. — Чопорный Перси, вот кто он такой.
Мистер Персиваль Фортескью оказался достаточно видным, подтянутым мужчиной лет тридцати — тридцати пяти, с блеклыми волосами и ресницами и слегка педантичной манерой выражаться.
— Как вы понимаете, инспектор Нил, это известие страшно меня потрясло.
— Могу себе представить, мистер Фортескью, — сказал Нил.
— Хочу заметить, что позавчера, когда я уезжал, отец был в добром здравии. Это пищевое отравление было очень внезапным?
— Вы правы, очень внезапным. Но это не было пищевое отравление, мистер Фортескью.
Персиваль внимательно посмотрел на инспектора и нахмурился.
— Вы хотите сказать, инспектор, что кто-то умышленно отравил моего отца?
— Да, сэр, похоже, что так.
— Какой кошмар!
— Вполне с вами согласен, мистер Фортескью.
— Теперь я понимаю все недомолвки в больнице, — пробормотал Персиваль, — мол, поезжайте домой, там все узнаете. — Он замолчал. Потом задал вопрос: — А похороны? — Да, интонация была вопросительной.
— Официальный осмотр трупа завтра, после вскрытия. Процедура будет чисто формальной.
— Понимаю. Так всегда и делается?
— Да, сэр. В наше время — да.
— Хотелось бы знать, у вас уже есть какое-то мнение, подозрение насчет того, кто… Я, право… — Он снова осекся.
— Пожалуй, делать выводы рановато, мистер Фортескью, — пробурчал Нил.
— Да, верно.
— Но вы нам очень поможете, мистер Фортескью, если ознакомите нас с намерениями вашего отца в смысле наследства. Или свяжете меня с его адвокатом.
— Его адвокаты — фирма «Биллингсли, Хорсторп и Уолтерс» с Бедфорд-сквер.
— Сделайте такое одолжение, мистер Фортескью. Боюсь, этого все равно не избежать.
— Два года назад отец женился и составил новое завещание, — отчеканил Персиваль. — Он отписал по нему сто тысяч фунтов своей новой жене и пятьдесят тысяч фунтов — моей сестре Элейн. Все остальное наследую я. Собственно, я и сейчас совладелец компании.
— А ваш брат, Ланселот Фортескью, в завещании не упоминается?
— Нет, отец и брат давно не общаются.
Нил с прищуром взглянул на собеседника, но Персиваль, судя по всему, говорил вполне искренне.
— Итак, — подытожил инспектор Нил, — по завещанию наследство делят между собой три человека: миссис Фортескью, мисс Элейн Фортескью и вы?
— Боюсь, мне особенно наследовать нечего. — Персиваль вздохнул. — В связи со смертью отца меня ждут большие расходы, это вам понятно. К тому же в последнее время отец был… скажем, весьма неблагоразумен в некоторых своих финансовых сделках.
— У вас с отцом не было серьезного разговора с глазу на глаз по поводу того, как вести дела? — Этот вопрос инспектор Нил задал как можно более непринужденно.
— Я высказал ему свое мнение, но, увы… — Персиваль пожал плечами.
— Слегка погорячились, да? — поинтересовался Нил. — Если называть вещи своими именами, вы здорово поскандалили?
— Этого я бы не сказал, инспектор. — От досады на лбу Персиваля выступили красные пятна.
— Тогда, видимо, вы разругались с отцом по другому поводу, мистер Фортескью.
— Мы с ним не ругались, инспектор.
— Вы уверены? Впрочем, не важно. Вы сказали, что ваш отец и брат по сей день не общаются?
— Да, это так.
— Тогда, пожалуйста, объясните, как понимать это?
И Нил передал ему телефонограмму, записанную Мэри Доув.
Персиваль прочитал и издал восклицание, полное удивления и досады. Он был ошарашен и взбешен.
— Не понимаю, ничего не понимаю. Просто не могу в это поверить.
— Тем не менее это правда, мистер Фортескью. Сегодня ваш брат прилетает из Парижа.
— Но это невероятно. Немыслимо. Я отказываюсь это понимать.
— Отец ничего вам об этом не говорил?
— Ни слова. Какое коварство — вызвать Ланса и утаить это от меня!
— И вы даже не представляете, почему он так поступил?
— Конечно нет. Это вполне в духе его последних выходок… ведет себя глупо… необъяснимо… этому надо положить конец… Я…
Персиваль прервал себя на полуслове. Краска снова отлила от его бледного лица.
— Я совсем забыл, — признался он. — Начисто забыл, что отец умер.