Канкан на поминках

Донцова Дарья

Следующее помещение служило кабинетом. Огромный письменный стол, компьютер и целая стена из шкафов, закрытых дверцами в рост человека. Я порылась в ящиках стола – никакого намека на бумаги, только горы дисков с «игрушками». Может, в гардеробе?

Я резко дернула дверцу, та уехала вбок, перед глазами оказались не книги на полках, а одежда на палках. Я поворошила костюмы и рубашки и чуть не умерла от ужаса, мигом сдвинув шмотки.

В самом дальнем углу, прижавшись к стене, стоял Володя Костин.

«Спокойно,

Лампа, – сказала я сама себе, – не нервничай, ты уже несколько раз видела Вовку, один раз во сне, другой раз в переходе у ГУМа… Просто опять пришел глюк».

Вновь раздвинув костюмы, я уставилась на майора. Тот неожиданно сказал:

– Лампа, только не ори и не вздумай падать в обморок, тихонечко сядь в кресло!

Так, теперь мои галлюцинации пытаются общаться с хозяйкой и даже раздают указания. Непонятно почему я послушалась и плюхнулась в роскошное, вертящееся кожаное кресло.

– Главное, спокойствие, – вещал призрак, выходя из шкафа, – вот молодец, сидишь смирно. Мишка, иди сюда!

Соседняя дверца отодвинулась, и наружу вылез Козлов.

– С твоей стороны, Лампудель, – сердито сказал он, – было просто отвратительно плевать на стекло. Кстати, у тебя ядовитая слюна, даже «Алексом» не оттер!

– Мишка, – робко спросила я, – ты в ДТП попал?

– Почему? – изумился Козлов. – С чего ты решила? Нет, никаких аварий!

– А когда ты умер? – настаивала я.

– Типун тебе на язык, – в сердцах сказал Козлов, – я живее всех живых.

И он, схватив мою ледяную руку своей теплой ладонью, заржал.

– Уж скорей по температуре тела ты к жмурику приближаешься.

– Значит, живой, – протянула я, чувствуя, как в голову будто наливается кипяток, – а Вовку видишь?

– Как тебя, – кивнул Мишка, – вон стоит, в жутко мятых брюках.

– Разве бывает один глюк у двоих? – просипела я.

– Лампа, – тихо ответил Костин, – ты что, не врубилась? Я живой.

Глава 30

Надо отдать мне должное. Я не упала в обморок, просто подошла к Вовке и уткнулась головой в пахнущий одеколоном «Жиллет» свитер.

– Живой?

– Ага, – в голос сказали Костин и Мишка.

– И это твоя квартира?

– Нет.

– Чья тогда, и как вы тут очутились?

– А ты зачем сюда заявилась? – поинтересовался Вовка.

– Одного гада найти хочу.

– И мы, похоже, его же ждем, – хмыкнул Козлов, – засада у нас тут.

– Он кто? – спросила я.

– Заклятый друг, – ответил Вовка.

И тут из прихожей послышался тихий скрип открывающейся двери.

Володька мигом втолкнул меня в шкаф и задвинул дверцу. Я стояла между костюмами, вдыхая аромат мужских духов «Фаренгейт». Удивительное дело, раньше этот парфюм мне нравился, теперь же он вонял отвратительно, сладко и приторно, словно тут где-то разлагается мышь…

Раздались тяжелые шаги, некто

открыл мое убежище, мужские руки пошевелили вешалки, и я увидела изумленное лицо Славы Рожкова. Напряжение спало.

– Славка, – радостно воскликнула я, – вы его взяли?

– Кого? – попятился Рожков.

– Ну, того гада, друга заклятого, Вовка говорил, что у вас тут засада.

– Какой Вовка? – начал заикаться Славка.

Я погрозила ему пальцем:

– Ладно тебе, все знаю, Костин жив, он и Мишка Козлов в соседних шкафах сидят, между прочим, как вам не стыдно, я все глаза выплакала…

Но Славка повел себя загадочно, вместо того чтобы дослушать меня до конца, он кинулся на выход. Но в ту же секунду распахнулись шкафы и выскочили Мишка с Вовкой. Из прихожей донесся мат и звон. Я бросилась на звук, но ребята опередили меня. Я вылетела в просторный холл последней. На полу, лицом вниз, со скованными за спиной руками валялся Рожков. Над ним, тяжело отдуваясь, стояли Костин, Козлов и… тюремщик Алексей Федорович. И тут только до меня дошла истина. Хозяин роскошной квартиры и, очевидно, водитель джипа, гад, убивший Соню Репнину и подставивший Вовку, заклятый друг и оборотень – это Славка!

Началась суматоха. Появились какие-то люди в штатском и форме, привели понятых, завели протокол.

Володя отвел меня на кухню, усадил на диванчик, сунул в руки газету и велел:

– Сиди молча.

Я забилась в самый угол и прикрылась «Московским комсомольцем», время летело стремительно. Где-то около восьми шум в квартире стих. Володька вошел на кухню и, включив чайник, поинтересовался:

– Жрать будешь?

Я тупо кивнула.

Вовка распахнул шикарный холодильник и присвистнул:

– Хорошо, однако, устроился, гаденыш, икорка, рыбка… Чего хочешь, Ламповский?

– Ничего, – пробормотала я, – только чай, мне противно есть эти продукты!

– А мне нет, – хмыкнул Костин, – я, между прочим, весь день крошки во рту не держал. Конечно, я восхищаюсь твоей гордостью, но извини, мне мой желудок дороже принципов.

Он ловко вскрыл банку с красной икрой, вывалил содержимое на блюдечко и спросил:

– Ну, желаешь?

Я помотала головой и несколько минут молча смотрела, как Володя ест икорку ложкой, жмурясь от наслаждения. Когда блюдце опустело, я тихо спросила:

– А почему он убил Соню, из ревности? И как твоя кровь оказалась в ванной, а кожа под ногтями у Репниной?

– Все дело в жадности, – вздохнул Вовка, – вот сколько ни работаю, каких только преступлений не видел… Вроде любовь, ненависть… Ан нет, начнешь разбираться, так все в деньги упирается. Вот и Славик наш драгоценный, друг заклятый…

– Что? – спросила я.

– Жадный очень, – вздохнул Вовка, – только извини, мне сейчас недосуг с тобой болтать, поеду на работу.

– Но…