Канон Равновесия
Шрифт:
— А теперь всерьез и начистоту. Волк, а ты подумал, что будет, если она сразу после свадьбы понесет? Посвящение придется отложить. А что станет с миром, если Хранитель в нем еле силу удерживает? А после родов она тем более не сможет пройти на Ту сторону. У нее тут будет то, что не отпустит — ее, ваше дитя. Может быть, ей удастся все-таки уйти — но тебе придется оставаться здесь. Ты знаешь, что такое союз Хранителей? Это полное слияние душ. Одна душа в двух телах. И куда тебя занесет, когда ее не будет? Я верю, что Бастаен и твои птенцы с Ифенху-Тариет справятся, но надолго ли их хватит? И что будет со страной и миром, если ты застрянешь
Я замолчал, давая детям осознать вопросы и попробовать найти на них ответ.
Ваэрден все так же молча смотрел мне в глаза, и, сам того не замечая, успокаивающе гладил Илленн по голове. Я сдержал улыбку. Хорошая будет пара. Уж ему-то наверняка удастся утешить ее горе.
Мне впервые стало неуютно под волчьим взглядом. Весь лоск, наведенный веками жизни бок о бок с людьми, слетел с него, как старая шерсть, и остался лишь дикий зверь, в котором я с грустью находил самого себя. Ему было плевать на любые правила — как и мне когда-то. Я мог сколько угодно тешить себя мыслью о том, что приручил его, воспитал, как мне того хотелось. Он позволял считать себя ручным только ради обещанной ему женщины. Но стоит ее отобрать…
«Мое!» — тлело хищным багрянцем в глубине волчьих зрачков. Стоило мне еще раз сказать «нет» — и прыжка на горло не миновать.
Разумеется, я бы с легкостью увернулся и дал в ответ по шее. Но драка, даже такая мелкая, неминуемо оборвала бы все узы, которыми его удавалось удерживать.
— Я не хуже тебя умею видеть будущее, — тяжело выдохнул Ваэрден. Слышно было, как бешено колотится его сердце, едва не проламывая ребра. — Она может вообще не вернутся оттуда. Ты это понимаешь?
Жена сдавленно охнула, схватилась за сердце. Дочь мелко затрясло, хоть она и не подала виду. В комнате разразилась беззвучная буря, да такая, что беги и прячься. Ужас, гнев, боль, отчаяние — все сплелось в невнятно шевелящийся клубок и ударило по сознанию не хуже Димовой кувалды. Такого напора щиты не выдержали и разлетелись вдребезги. У меня потемнело в глазах и разболелась голова. Да, ученик мой вырос и теперь знает гораздо больше, чем я ему рассказываю… Главное, дойти до кресла, не споткнувшись. И мимо не сесть, не то конфуз выйдет…
— Стихии с вами, обвенчаю. Но у вас будет всего одна ночь и не больше. Ясно, дети мои? А теперь брысь!
Они что-то пробурчали в ответ и тихо исчезли за дверью. И только тогда я позволил себе зарычать от боли и отчаяния разом. Почему, почему я должен рвать все по живому, еще нежному, несросшемуся, непривычному? За что мне это?!
А вот алден с два тебе, старый кошак. Потому и должен рвать, что они еще не срослись, не вплавились друг в друга — иначе погибнут оба, если промедлить хоть месяц. Без венчания они, чего доброго, сами сговорятся, не утерпев, а так… что ж. Я пойду на последнее нарушение правил, но постараюсь защитить обоих.
— Глупый зверь. Горе ты мое, недоразумение белобрысое, кошак дурной…
Рядом со мной стояла Лира, и под ее пальцами невыносимая боль растворялась, как кошмарный сон поутру.
17. Конец… или начало?
Теперь, по прошествии времени, эти воспоминания вызывают всего лишь грусть и горечь. А тогда… Тогда казалось, что лучше самому десять раз испытать блаженный покой и безразличие смерти, чем отправлять туда сестру. Да еще так поспешно, вырвав ее из рук мужа наутро
Они стояли, преклонив колени, прямо на снегу, свет костров Ночи Излома ронял рыжие отблески на их лица. Крепко сцепленные руки, блестящие взгляды, прямые спины, настороженные уши. Слова обетов внятно и четко разносятся по крепости и эхом отражаются от стен.
— Да не убоюсь я слепящего Света, пока ты со мной. Да оградит меня милосердная Тьма, пока ты со мной. Да не поглотит меня серый Сумрак, пока ты со мной. От сего мига и до конца явной жизни разделю я с тобой и смех, и слезы. В беде опора, в радости подмога, ступлю без страха и за Грань Миров, услыша Зов твой. Да будет на все воля Колеса.
Ледяная вода в ритуальных чашах обожгла горло обоим — но они и не ворохнулись. Даже Волк не переменился в лице, хотя наверняка показалось, что глотнул кипяток.
Потом была безнадежная попытка устроить хоть какое-то подобие семейного праздника только для самых близких, которое молодые супруги очень быстро покинули. В их распоряжении осталось всего несколько часов на то, чтобы побыть вдвоем. И поверьте, в эти краткие часы их счастье было таким огромным, что уснуть не могла вся цитадель — каждый хоть немного ощутил ту страстную одержимость и нежность, которой они затопили пространство вокруг себя.
А я сидел в кабинете над бумагами, не понимая, что читаю, и думал о том, насколько паршиво все может обернуться из-за этой страсти. Окрепшие узы с Илленн наверняка потянут его за ней, на Грань. А удержать безумца будет некому, ведь мне придется вести ее. До утра я не сомкнул глаз.
И в голову снова назойливо стучался Светлый с моим лицом и именем, отличавшимя на одну букву.
А утром, едва только забрезжил первый зимний свет, начался этот долгий, вязкий, мутный кошмар церемонии.
Посвящения не было так давно, что никто даже смутно не помнил, как поступают с тем, кто уходит на Ту сторону. Разве что Янос-эрхе. Но он, как всегда, молчал и не вмешивался.
Глубоко в недрах горы, в одной из пещер с незапамятных времен бил горячий ключ. В его водах никто никогда не купался, никто не осмеливался выпить из источника даже полглотка. Не потому, что вода была слишком насыщена солями или чересчур обжигала, а потому, что она была наполнена первородным Светом, способным сжечь слабую плоть. Только самые старые даэйры, ровесники этих гор, которых сейчас уже и в живых-то не осталось, могли позволить себе окунуться в сверкающие воды. Именно здесь, вдалеке от любых глаз, решено было начать обряд.
Она стояла на камнях возле источника, простоволосая. нагая и озаренная трепещущим светом факелов и еле сдерживала испуганную дрожь. Но смотрела прямо в глаза отцу. А мы ввосьмером стеной отделяли их обоих от Темных, которым было позволено присутствовать вопреки запрету и только в том случае, если они будут хранить молчание. А разве можно было поступить иначе?
Хотел бы я посмотреть на того умника, который посмел бы остановить взбесившегося Волка и Альнейрис вместе с ним; даже Воладару это оказалось не под силу.