Канон Равновесия
Шрифт:
— Я… мне… — она медленно выдохнула и уже твердым голосом продолжила, — Я не знала, будет ли кому за вами ухаживать, если Вы так нездоровы, как я почувствовала. Поэтому посчитала своим долгом убедиться в этом лично.
Врала. Как есть врала. Лицо ее с головой выдавало. Это всего лишь повод, сочиненная на ходу отговорка. А настоящая причина — в ином. Но сказать она не могла, краснела только. И вся ее выправка, Клановая форма, звание Тени, прочие регалии — тьфу, фарс. Девчонка еще совсем. Да вдобавок, насильно брошенная во
Никто из нас не стал убеждать ее в том, что на кхаэльской земле за Эль-Тару всяко бы присмотрели. Скотинами мы были бы после такого последними.
— Ничего слишком страшного не случилось, — успокоил ее отец. — Твой государь просто не рассчитал свои силы на большой охоте и простудился с непривычки к нашим горным морозам.
— Благодарю, — и Альнейрис склонилась в по-военному четком поклоне. — Мой Эль-Тару, Эль-Тари, приказывайте. Если таково будет Ваше слово — сегодня же отправлюсь обратно. Но если мне будет позволено высказать пожелание, я бы хотела остаться и помочь, чем смогу.
Ее слова прозвучали, как удар под дых. Безупречно ровный голос, выверенный поклон, прямой взгляд и лицо — фарфоровая маска. Нет, нет, так нельзя, так неправильно, не должно быть в первую сотню лет от роду! Ей по нашему исчислений не больше пятидесяти! У Ваэрдена неслышно заклокотало в глотке. Отголосок его ярости задел и меня, заставил внутренне ощериться. Ей положено расстроиться, расплакаться. проявить истинную себя, в конце концов! А она тысячелетним ветераном себя оказывает!
Что же с ней делали, когда воспитывали Тенью? Разве можно ломать — так?
— Зачем нам тебе приказывать? — Ваэрден ухитрился придать голосу бархатную мягкость, наплевав на обожженное сорванное горло. — Ты вольна остаться столько. сколько пожелаешь. Да и хозяева дома — не мы. Не нам тебя и гнать.
Альнейрис кивнула еще раз и сделала шаг назад, будто передавая разговор обратно в руки Воладару. Нет, с этим надо что-то делать.
— Вы бы шли отсюда по гостевым комнатам, — снова вмешался батюшка. — Вашим владыкам надо бы отдохнуть после тяжелой ночи, да и вам тоже. Стража вас проводит.
— Прошу прощения за вторжение, моя Элья, — и Воладар чеканя шаг, с застывшим лицом вышел из спальни. Альнейрис двинулась за ним, прямая, как палка. Да что же это такое-то?..
— Стой, дитя, — окликнул ее отец. Вроде и мягко, но голос его и мысли не оставлял о непослушании. Я с интересом наблюдала, что будет дальше. Волк тем временем задремал у меня на плече и отяжелел. Я и ворохнуться не смела — боялась разбудить.
Девушка остановилась в дверях и обернулась, вопросительно глядя на Владыку.
— Подойди, — отец протянул страшенную для непривычных глаз лапищу с
— Сколько тебе лет, дитя? — спросил отец, незаметно касаясь ее мозга тоненьким лучиком Силы. Что он задумал?
— Двести сорок два.
— В пересчете на наше счичление тридцать. И ты уже служишь Тенью?
— Для этого я была рождена, — все нарастающее недоумение уже стало почти осязаемым. — До сего момента нареканий от моего Тэину не было.
— Глупости какие! — фыркнул отец и картинно всплеснул руками. — В твоем возрасте положено исключительно искать приключений себе на… голову! Совсем динтарцы от рук отбились…
— Таковым было решение моего отца. Причин с ним не согласиться я не вижу.
У меня мурашки по спине ползли от этого насквозь официального тона. Девочка, так нельзя! Ты же живая, в конце концов!
— Выпорю, — пообещал папенька самым серьезным тоном. — Всенепременно выпорю. Нашел, чем баловаться, старый змей — детей на службу отправлять.
Я давилась смехом. Это был один из излюбленных отцовских приемов по взлому ментальных щитов — разбить абсолютно все привычные скорлупки в клочья, чтобы собеседник и не заметил, когда наружу начнет вытекать та муть, что могла копиться в голове годами и отравлять разум и душу. Я не я буду, если он тебя за пару дней не раскроет, девочка!
— Вам ли не знать, что возраст зависит не от прожитых лет, а от приобретенного опыта? — в голосе молодой ифенхи слышалось удивление. Мол, как же это — старший, а таких простых вещей не знает! — А меня с рождения готовили быть тем, кто я есть.
— Ну совершеннейшая глупость, — он хлопнул ладонями по коленям и покачал головой. — Всякое существо и без подготовки само знает, кто оно есть. Вот ты знаешь?
— Тем не менее чтобы стать искусным воином — нужно посвятить этому столетия. Я пока только в начале пути.
Ох и трудно было ее выбить с привычной колеи! И ведь на Динтаре казалась взрослой, действительно осознанно выбравшей службу женщиной. А оно вон как, оказывается…
— О мастерстве я не говорил, дитя. Я говорил о знании.
— То есть? — юная ифенхи явно не понимала, чего от нее хотят и о чем идет речь.
— Чем ты любишь заниматься, когда на тебя никто не смотрит? — тон отца оставался столь же ласковым, но теперь он приобрел очень хорошо мне знакомые направляющие нотки, в которых звенела даже не сталь… нечто более жуткое. И незаметное. Она, сама того не заметив, попалась в мягкие кошачьи лапы, и, если попытается вырваться — в нее тут же вопьются когти.