Канон Равновесия

Плотникова Александра

А еще тем летом у меня появился мой ифенху. На человеческом языке это означает «старший». Ифенху живут на Темной стороне Колеса, на Динтаре. Люди сочиняют истории про то, что Темные пьют человечью кровь и едят живых младенцев, но большинство из них сами же и не верят в эти байки.

Отец нашел его, когда в очередной раз ходил к Колоннам разговаривать с Великими духами. Ифенху выглядел так, будто только что вывалился из серьезной драки — в крови, грязи и пылище. Шипел, зло косился на всех и наотрез отказывался даться кому-то в руки, а у самого уже лицо волдырями пошло от солнца, настолько он был истощен. Отец просто-напросто дождался, пока

ифенху свалится в обморок и только тогда отнес его домой, чтобы заняться лечением.

Все дети — существа страшно любопытные. А у меня, по словам отца любопытный нос очень часто перевешивал все остальное. Посему я, разумеется, напросилась помогать маме ухаживать за неожиданным гостем. Папа сказал, что он нам родич и будет учиться магическому мастерству. От всамделишного ифенху меня было и веником не прогнать. Я тише мыши сидела возле его постели, пообещав маме сразу же позвать ее, как только он проснется.

И, разумеется, с любопытством разглядывала.

Темный оказался совсем не страшным. Всего лишь угрюмый мужчина с молодым лицом и седыми волосами, в которых слабо проглядывали каштановые прядки. Так седеют только, если в жизни случается что-то очень страшное, о чем стараются не вспоминать. Он походил на нас и одновременно — на людей. Тоже когти, клыки и острые подвижные уши, но человеческого в нем было больше.

Едва я углядела первое слабое движение, как тотчас без раздумий ринулась к подопечному и запрыгнула на одеяло. Подопечный как-то странно квакнул, и застонал, когда я случайно проехалась лапкой по ребрам и животу, и уставился на меня мутноватыми желтыми как у дикого волка глазами.

— Привет, — мявкнула я, дружелюбнейше улыбнувшись во все клыки. Ифенху поморщился и дернул ушами. Слабые попытки меня спихнуть успехом не увенчались.

Красивый он был. Как мы. Только совсем бледный и какой-то замученный.

— Волчик, — сказала я первое, что в голову пришло. — Серенький волчик.

И только вознамерилась было ляпнуть еще что-то столь же глупое, как вошел папа.

— Илленн, — от его строгого голоса по спине у меня тотчас побежали мурашки. — Ты почему позволяешь себе прыгать на гостя, если он болен?

Я обиженно фыркнула, когда отец бесцеремонно сгреб меня за шиворот, на несколько мгновений подвесил в воздухе, а потом поставил на пол.

— Веди себя потише рядом с больным.

«Волчик» как-то булькающе вздохнул и попытался приподняться на локте. А я забилась под стол и предпочла наблюдать оттуда, то и дело сдувая с лица непослушные рыжие прядки. Я любила смотреть, как отец работает.

Вот он подошел поближе, почти неслышно ступая босыми ногами по теплым дубовым половицам, вот прошуршали полы его кафтана, когда он осторожно присел на край постели. От него пахло яблоками и медом, и разливались волны жара.

— Вы кто? — дернулся ифенху, плеснув во все стороны настороженностью. — И где я? — говорил он немного непонятно, с тягучим рыканьем, слова произносил вроде те же самые, но не так, как мы.

— Лежи-лежи, Ваэрден, — папа придавил его голову широкой ладонью, пресекая ненужное дерганье. — Ты на Хэйве, в землях кхаэлей. Меня зовут Кхайнериар эль Шиар-ад'Дин. Остальное потом. При сотрясении мозга и трех дырках в животе болтливость вредна.

— Имя мое откуда знаете? — не унимался Темный.

— По должности положено.

— Какой?

— Давай потом. Помолчи.

Я старательно не высовывала нос из-под стола, принюхиваясь, прислушиваясь и приглядываясь к происходящему.

Пусть знаний и навыков у меня не было ни на грош, но магическое чутье уже проснулось, истинные слух и зрение тоже. Отец стиснул руками голову ифенху, время от времени чуть выпуская и снова втягивая когти, а я увидела почти незаметное сияние, разлившееся по комнате. Как будто солнце нарочно переползло по небу, чтобы заглянуть именно в эту спальню с северной стороны дома. Несведущему могло бы показаться, что папа просто перебирает пальцами спутавшиеся седые прядки. На самом же деле он исправлял смятую и поврежденную часть ауры, залечивал внутренние ушибы, помогал «голове встать на место». Нет, тогда я таких мудреных слов знать не знала — просто чуяла, что он делает.

И даже не удивилась, когда он когтем вспорол себе запястье и, как щенка в молоко, ткнул ифенху носом в кровоточащую рану. Что бы ни делал отец — он никогда не ошибается. Оказавшаяся правдой «выдумка» меня тоже не испугала. Кровь насыщена силой больше, чем что-либо другое, тем более, добровольно отданная. Тем более, кровь Хранителя.

— Пей.

Волчик заворчал и припал губами к алой влаге, но на третьем глотке его сморило. Отец поправил подушки, зажал ладонью рану и подозвал меня к себе.

— Вылезай, егоза. Вылезай, говорю. Под столом сидят зверята, а не маленькие девочки.

Я навострила уши и высунулась, стоя на четвереньках. Если папа говорит таким тоном, значит, намечается что-то интересное. Или кто-то интересный.

— Поди сюда, поди, — подманивал отец.

Я, недолго думая, вскочила и подбежала к нему, уткнулась лицом в колени. Подставила голову, громко мурлыча и напрашиваясь на ласку. Я слишком редко видела его, чтобы отказываться от нежданного внимания.

— Ваэрден — такой же Хранитель Равновесия, как и я, маленькая, — заговорил папа, кончиком когтя почесывая меня за ухом. — Только у себя в мире. Он пришел сюда учиться. Но он среди нас совсем один, у него нет друзей. И он привык, что его все боятся.

— Это плохо, — я перевела задумчивый взгляд на спящего ифенху. — Те, кто боятся — они не знают, что он хороший?

— Не знают. Только это все равно обидно, согласись.

— Обидно, — кивнула я. — А можно, я буду с ним дружить?

— Нужно! Сама знаешь, как скучно бывает в чужом месте, где полно незнакомцев, верно ведь?

Я кивнула еще раз. И с того момента от Ваэрдена не отставала, искренне не понимая, почему он стал пытаться от меня сбежать, как только смог вставать с постели. Я не унывала. Раз папа сказал, что нужно дружить, значит, нужно. Я вон, тоже от невкусной каши за завтраком сбегаю, а мне все равно ее дают. Так что, где бы наш гость ни пытался скрыться, я все равно его находила.

А еще ифенху умел обращаться в волка. Большого, черно-серого, с дли-инными клыками. Такое в нашей разноликой семье могут проделывать только старший брат Йиртек, да еще даэйр Айфир Обсидиан, который живет с нами, сколько я себя помню. Но Айфир ленивый, толстый и в основном предпочитает спать возле большой печи на кухне в виде раздобревшей от сытной кормежки псины. А Йиртек редко является из своих степей. Посему сильная поджарая «собачка» приводила меня в восторг. Мы так и нарекли ифенху Волком — негоже лишний раз без толку теребить настоящее имя, особенно магу. Чуть ли не каждый день, едва папа отпускал его с очередного занятия, как тут же ему на шею, едва не сбрасывая с головы прятавший лицо от солнца капюшон плаща, прыгала рыжая бестия. То есть я.