Кант и кантовская философия в сочинениях Марка Алданова
Шрифт:
И все же увязывание воедино французской революции и философии Канта в дореволюционной России осуществлялось, прежде всего, под влиянием Гейне, причем началось это еще до всякого распространения марксизма. С большой симпатией о сравнениях философии Канта с французской революцией в сфере духа, нередко с прямыми ссылками на Гейне, высказываются такие разные мыслители, как западник П. Я. Чаадаев [95] , писатель и литературный критик Василий Степанович Межевич (1814-1849) [96] , поздний славянофил Эрн [97] или православные священники архиепископ Никанор [98] и Флоренский [99] . Статью об этих параллелях между кантовской философией и французской революцией опубликовал в издаваемом вместе с братом Михаилом Михайловичем (1820-1864) журнале и Ф. М. Достоевский [100] . Ни один из упомянутых мыслителей марксистом не был. Литературный критик и публицист Дмитрий Иванович Писарев (1840-1868) находится в рамках русской мысли, скорее, в одиночестве, когда он в 1867 году в связи с интерпретацией Гейне говорит о «ребяческих сближениях» или «приятной и затейливой выдумке» [101] .
95
См.: Чаадаев, П. Я. Письмо к А. И. Тургеневу от октября-ноября 1835 г. //
96
См.: Межевич, В. С. Гегель [Из Амед-ея Прево] // Телескоп. Журнал современного просвещения, изд. Н. И. Надеждиным. М., 1833. Ч. 16. № 15. С. 396.
97
См.: Эрн, В. Ф. Меч и крест (От Канта к Круппу). С. 311.
98
См.: Никанор, архиепископ (Бровкович, А. И.). Позитивная философия и сверхчувственное бытие. Т. 3. Критика на критику чистого разума Канта. Спб., 1888. С. 385-386.
99
См.: Флоренский, П. А. Из лекций по истории философии Нового времени. С. 33-34.
100
См.: Эпоха, журнал литературный и политический, изд. М. М. Достоевским. Спб., 1864. № 3. С. 192- 222.
101
Писарев, Д. И. Генрих Гейне // Полн. собр. соч. и писем: В 12-ти т. Т. 9. М., 2005. С. 434.
Ср. также Писарев о Канте: «Немцы, народ совершенно привычный к варварской туманности изложения, все-таки жалуются на Канта, что он писал самое капитальное из своих сочинений “Критику чистого разума” самым тяжелым, деревянным, непонятным и даже схоластическим языком. Лучшее доказательство кантовской неясности заключается в том, что немцы раскусили “Критику чистого разума” через восемь лет после ее выхода в свет». Писарев, Д. И. Реалисты (1864) // Т. 6. М., 2003. С. 345. См. также: Писарев о полемике Шиллера с Кантом — Писареву Д. И. Вильгельм Гумбольдт (1860) // Там же. Т. 2. М., 2000. С. 21, 27; Писарев о Канте в романе В. X. Диксона «Духовные жены» — Писарев, Д. И. Мистическая любовь (о: Spiritual Wives. Ву William Hepworth Dixon. L., 1868). I. Кенигсбергские пиетисты // Там же. Т. 10. М., 2007. С. 194—195.
Причину такого рода «ребяческих сближений», на мой взгляд, стоит искать в характерной черте русской литературной традиции, а именно в тяге к красивому и броскому выражению, нередко любой ценой. Содержательно нелепая, но зато хлестко звучащая фраза будет с радостью транслироваться десятилетиями. И Гейне оказывается для этого почти идеальным источником. Именно гейневская интерпретация философии Канта и доводится в романе Алданова до своего завершения. Против этой доминирующей стилизации в духе Гейне примеров в русской литературе очень мало. Скорее, исключением оказываются размышления в романе Алексея Николаевича Толстого (1883-1945) «Хмурое утро» (1941): «...философия-то, логика-то корректируются, как стрельба, видимой целью, глубоким познанием жизненных столкновений... Революция — это тебе не Эммануил Кант!» [102]
102
Толстой, А. Н. Хмурое утро // Полн. собр. соч. Т. 8, М., 1947. С. 33.
Особняком в традиции революционизации философии Канта в России стоит фигура Герцена. Он сравнивает внешний облик Канта и Робеспьера [103] , но, похоже, не на основе Гейне. В «Былом и думах» (1855) Герцен вспоминает «Канта, снявшего бархатную шапочку при вести о провозглашении республики 1792 года и повторившего “ныне отпущаеши” Симеона-богоприимца» [104] . Он не указал никакого источника, однако его можно восстановить. В рецензии на биографию Канта Шуберта известный историк, публицист, «летописец» своего времени и прекрасный знаток русской культуры Карл Август Варнхаген фон Энсе (1785-1858) передал рассказ, слышанный им около 1818 года от знавшего Канта Христиана Фридриха Августа Штэгемана (1763-1840): «Когда через газеты было сообщено о провозглашении Французской республики, Кант, который ко всем событиям Французской революции относился с теплым участием, со слезами на глазах сказал нескольким своим друзьям, среди которых был также и Штэгеман: “Сейчас я могу сказать, как Симеон: Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, после того как я видел этот день спасения”. Для него во Французскую революцию вплелись все важные устремления человечества, и он надеялся на то, что они, почти потерянные в преступлениях анархии, будут спасены снова при переходе к упорядоченному правительству» [105] . Таким образом, за исключением выдуманной «бархатной шапочки» Герцен следует в своем описании данному историческому источнику. Но отношение Канта к французской революции было настолько непростым и запутанным, что даже и при наличии подобного исторического свидетельства в рассказанную историю верится с трудом. В чем же состояли причины подобной неоднозначности?
103
См.: Герцен, А. И. Письма об изучении природы. Письмо 8. С. 305.
104
Герцену А. И. Былое и думы // Собр. соч.: В 30-ти т. Т. 11. М., 1957. С. 299 Ср.: Лк 2:29-32.
105
Varnhagen von Ense, К. А. Kant’s Leben, von Schubert. 1842. Aus einem Brief an** in** // Denkwurdigkeiten und vermischte Schriften. Bd. 5. Lpz., 21843. S. 755. В несколько иной редакции: Varnhagen von Ense, К. A. Tagebucher. Aus dem Nachlass Varnhagen’s von Ense. Bd. 11. Lpz., 1869. S. 187. 15. August 1854.
Французская революция в сочинениях Канта
Некоторые высказывания Канта о французской революции звучат настолько противоречиво, что по данной проблеме кажется невозможным составить единую картину [106] . В этом, на мой взгляд, состоит одна из важных причин противоположных интерпретаций кантовской позиции, возникших еще при жизни кенигсбергского философа в произведениях ранних кантианцев. Политические предпочтения кантоведов следующих поколений также сыграли свою роль.
106
См. попытки объединения разных смысловых высказываний: Burg, Р. Kant und die Franzosische Revolution. B., 1974. S. 18-20.
Понятие революции имеет у Канта разные значения. Так, он говорит о «давно желаемой великой революции наук» [107] , о «быстро свершившейся» революции в математике и естествознании и о возможной революции в метафизике по примеру Коперника [108] , о революции как об «истинной реформе образа мыслей [Denkungsart]» [109] о «революции в образе мыслей человека [Gesinnung]» [110] , посредством которой только и возможен морально добрый человек по умопостигаемому характеру. В политическом или историческом смысле революция во Франции также не является единственной заслуживающей внимания Канта [111] .
107
Kant, I. Brief an J. H. Lambert vom 31. Dezember 1765 // AA. Bd. X. S. 57. .№ 34
108
KrV. В XV-XVI; КЧР. C. 18.
109
WA А 484; T. 8. C. 30-31.
110
RGV.
111
См.: AA. Bd. XV. S. 628. Refl. 1438.
Одна из первых реакций Канта на только что начавшуюся французскую революцию содержится в КСС (1790), где он повествует о «предпринятом недавно полном преобразовании великого народа в государство...». Новое государство кажется философу выглядящим следующим образом: «...каждое звено такого целого должно быть не только средством, но и целью и, содействуя возможности целого, определяться идеей целого по своему месту и своей функции» [112] . По этой причине Кант проводит здесь явные параллели с категорическим императивом.
112
KU. В 294 Anm./ А 290 Anm. § 65 // Т. 5. С. 216 прим. § 65.
Тем не менее Кант многократно заявлял, что с точки зрения права революция является нелегитимной. Отчетливее всего эта позиция представлена в «Метафизике нравов» (1797): «...изменения в (имеющем изъяны) государственном устройстве, которые иногда требуются, могут быть произведены только самим сувереном путем реформы, а не народом, стало быть путем революции, и, когда такие изменения совершаются, они могут касаться лишь исполнительной власти, но не законодательной» [113] . Объяснение тезиса «о невозможности публичного права народа на революцию» [114] гласит у Канта: «Всякое усовершенствование государства путем революции противоправно, так как основание для этого не покоится в правах предшествующего состояния и, следовательно, между ним и последующим состоянием наступает Status naturalis, когда не существует никакого внешнего права» [115] . Кант решает проблему противоречащего праву источника нового политического образования в практическом смысле слишком легко (или, по меньшей мере, слишком по- немецки): «Впрочем, если революция удалась и установлен новый строй, то неправомерность этого начинания и свершения революции не может освободить подданных от обязательности подчиниться в качестве добрых граждан новому порядку вещей, и они не могут уклониться от честного повиновения правительству, которое обладает теперь властью» [116] . С теоретической же точки зрения «удавшаяся революция» представляет собой тяжелейшую ситуацию в отношении права, ибо «исход дела обычно оказывает влияние на наше суждение о его правовых основаниях, хотя бы исход был сомнителен, а основания несомненны» [117] . Что есть право, а что противно ему, часто определяется лишь post factum в зависимости от результата [118] .
113
MS. RL. А178-180/В 208-210; Т. 6. С. 354-355.
114
Refl. 159 // Stark, W. Nachforschungen zu Briefen und Handschriften Immanuel Kants. B., 1993. S. 248 (черновые наброски к «Метафизике нравов» в АА не публиковались).
115
АА. Bd. XIX. S. 591. Refl. 8045.
116
MS. RL. А 181/В 211; Т. 6. С. 356.
117
ТР. А 259; Т. 8. С. 190.
118
Поэт и переводчик Самуил Яковлевич Маршак (1887-1964) превратил эту «простую истину» в афоризм, мастерски переведя старый английский стих на русский язык:
«Мятеж не может кончиться удачей, -
В противном случае его зовут иначе».
Маршак, С. Я. Простая истина // Собр. соч.: В 8-ми т. Т. 4. М., 1969. С. 92.
В статье о теории и практике (1793) Кант также утверждает, что «всякое неповиновение верховной законодательной власти, всякое подстрекательство к деятельному выражению подданными неудовольствия, всякое возмущение, которое переходит в бунт, составляет самое наказуемое преступление в обществе, потому что оно разрушает самые его основы» [119] . Он полемизирует с юристами, которые «при определенных обстоятельствах признают за подданными право сопротивления властям» [120] , поскольку они, хоть и благомысленно для народа, но совершают это «во вред ему» [121] . Политические изменения следует осуществлять по Канту не путем революции, а путем реформы: «”Наилучший строй тот, где власть принадлежит не людям, а законам”. [...] эта идея [...] если только ее испытывают и проводят не революционным путем, скачком, т.е. насильственным ниспровержением существующего до этого неправильного строя (ибо в этом случае вмешался бы момент уничтожения всякого правового состояния), а путем постепенных реформ в соответствии с прочными принципами, может при непрерывном приближении привести к высшему политическому благу — вечному миру» [122] . С этой точки зрения революция ни в коем случае не является правильным путем к «вечному миру».
119
ТР. А 254-255; Т. 8. С. 187.
120
Op. cit. А 257-258; Т. 8. С. 189.
121
Op. cit. А 259; Т. 8. С. 190.
122
MS. RL. А 234-235/В 265-266; Т. 6. С. 392.
Несмотря на эти утверждения знаменитый пассаж в «Споре факультетов» (1798) гласит: «Революция духовно богатого народа, происходящая в эти дни на наших глазах, победит ли она или потерпит поражение, будет ли она полна горем и зверствами до такой степени, что благоразумный человек, даже если бы он мог надеяться на ее счастливый исход во второй раз, все же никогда бы не решился на повторение подобного эксперимента такой ценой, — эта революция, говорю я, находит в сердцах всех зрителей (не вовлеченных в эту игру) равный их сокровенному желанию отклик, граничащий с энтузиазмом, уже одно выражение которого связано с опасностью и который не может иметь никакой другой причины, кроме морального начала в человечестве» [123] .
123
SF. А 144-145; Т. 7. С. 102. См. также: АА. Bd. XIX. S. 604. Refl. 8077; о понятии энтузиазма см. также: Anth. А 207/В 206; Т. 7. С. 305. § 82.
С одной стороны, Кант не скрывает «зверства» французской революции. В «Антропологии...» (1798) он даже говорит о времени, «когда несправедливость носила государственный характер и была объявлена соответствующей закону», т.е. «при власти Комитета общественного спасения Французской республики» [124] . Тем не менее он говорит об этом весьма скупо. Обсуждения же возможных негативных последствий революции во Франции у него и вовсе не найти. Более того, он вступает в полемику с теми, кто задумывается о подобных трагических последствиях. В споре с тезисом Георга Кристофа Лихтенберга (1742—1799) «Самое трагичное [воздействие], оказанное на нас Французской революцией, бесспорно, состоит в том, что всякое разумное и требуемое Богом и правовыми путями притязание рассматривается как зародыш бунта» Кант утверждает: «Этого не произошло!» [125]
124
Anth. В 214-215/А 215. § 74 (§ 77 АА); T. 7. С. 293. § 77.
125
АА. Bd. XVIII. S. 694. Refl. 6369