Канун Рагнарёка

Волков Влад

– Сочетании? – переспросила Анфиса.

– Народ любит праздновать начало весны, сжигая чучело Мары. В нашей традиции имя её под запретом. Мы не собираемся упоминать древних богов, словно их никогда вовсе не было. Но праздник у людей отбирать нельзя. Почему бы им не сжигать чучело, олицетворяющее собой просто зиму? Как уходящее время года. Люди любят тепло и красоту цветения вокруг, с удовольствием провожают морозы. Не лишать же их радости? Мара забудется, а зима приходит с каждым годом и отступать по весне. Гуляния останутся, но на них будут славить Творца, что несёт свет и тепло. Это касается многих традиций, кроме варварских жертвоприношений и треб. Мы всё обернём в мирное русло, при этом не обрубая нашему древу корни, а украшая его ветви,

чтобы они разрастались ещё шире, подпитываясь верой счастливой паствы, – объяснял Дамиан.

– Скрестить древние языческие традиции с новой верой пытался и Магнус. Объявил летнее Солнцестояние церковным праздником, – напомнил ему некромант.

– Не думаете, что потому заговорщики его и убили? Язычники поняли, что они проиграли. Последнее, за что они могут держаться, – память и традиции предков. Если церковь придёт с елеем и вином, а не с топором, старая вера падёт, сгниёт в труху и развеется, – объяснял святой отец.

Анфиса молчала. Шагала «сама в себе», погрузившись в раздумья. Встревать в религиозные споры желания не было, а воспоминания о Магнусе так и накатывали. Он приехал в её деревню объявить о празднике, а ей пришлось убить его по навету отца, чтобы архиепископ не выдал все секреты некроманту-злодею, обрушившему к ночи на всех вокруг армию мёртвых.

– Время привала, – вздохнул Маркус, сбросив со спины походный рюкзак. – Если проголодались – разводим костёр, если нет – просто переведём дух на полянке, вон той, у дороги, – кивнул он в сторону.

Они удобно расположились, сделав настил, прилегли отдохнуть, продолжая беседы о высокой вере, идеалах церкви и том, что в первую очередь стоит воспитывать в людях. Анфиса считала, что без любви к родине не может быть и всего остального. Если традиции каких-нибудь эльфов и гоблинов будут казаться ближе и интереснее, высок риск потерять свою собственную веру. Маркус стоял за возможностью альтернативы, чтобы из всех традиций выбирать ту, которая ближе. А Дамиан призывал по совету Альберта подстраиваться под обстоятельства. Брать лучшее, но чтить творца через праздники и ритуалы.

– Самосовершенствоваться, всегда стараться быть лучше, чем ты был прежде. Делать добрые дела, ибо Творец – добрый бог, – утверждал Дамиан.

– Добрый, как же… – хмыкнул Маркус. – Волки заживо пожирают косулю – это его доброта? Охотники отстреливают волков на охоте – это его доброта? Засуха, ядовитые твари, нашествия саранчи, наводнения, эпидемии, заражения крови от пореза ржавым гвоздём, суровые зимы – это его доброта?

– Маркус! – толкнула его в бок Анфиса.

– Это его испытания, – спокойно заметил ему святой отец. – Без них жизнь превратилась бы в кромешную однообразную рутину без трудностей, смены сезонов и многообразия природы вокруг. А население Иггдрасиля без болезней и бедствий разрослось до такой степени, что никому бы не хватило ресурсов и мир обратился бы пустыней! Бренный мир полон боли, на терпение и преодоление дано нам материальное тело. Потому смерть – есть благодать Творца, избавление от страданий. Родители не должны горько оплакивать заболевших детей, ведь бог примет их в лучшем мире. В том, где нет ни боли, ни мук, ни жажды, ни голода. И чтобы избавиться от оков плоти, познавая вечную благодать, нужно прожить достойную жизнь. Вы ведь некромант, Маркус, вы работаете с самой смертью!

– Испытания, говоришь… – проворчал тот. – Не хочу, чтобы моя гибель оказалась лишь чьей-то прихотью развлечения ради. Некромир не похож на те райские кущи, что вы там описываете. Тлен, мрак, холод и кладбища. Мёртвые спят вечным сном, а вы лишь описываете этот сон, эти видения…

– Суть в том, чтобы любой человек видел красоту мира, а не его ужасы. Пусть народ помогает друг другу, делится чем-то своим безвозмездно. Задача каждого – делать больше, чем от него хотят и требуют. Тогда всё получится, – убеждал своих спутников святой отец.

– Человек подвержен порокам. Одни щедро делятся, другие удавиться готовы из зависти, – ответил ему Маркус.

–

С этого и следует начинать, – восклицал Дамиан. – Донести до любого ещё с детства, что каждый раз, когда вы что-то не доделываете и говорите себе, что и так сойдёт, – это грех. Всё, что вы не стремитесь довести до идеала, до совершенства, до своей лучшей и высшей формы, – это грех. Подгоревшие блины, если вы их решили подать гостям, пересоленный суп, если вам жалко выбрасывать испорченное блюдо, или же недосоленный, если вам жалко на гостей соли. Когда вы уже наелись, но видите последние кусочки и вам жалко, вы через силу пытаетесь их доесть вместо того, чтобы отдать голодающим беднякам. Когда ваша кошка тянется и трётся в надежде на ласку, но вы всегда заняты и отталкиваете её. Когда дети просят с ними поиграть, а вы эгоистично выбираете время лишь для себя, убеждая, что делаете что-то на благо семьи. Все эти моменты, когда вы, подметая пол и вынося сор, вдруг подмечаете ещё один комок пыли, соринки, клочок шерсти вашего пса и проходите мимо, внушая себе: ну, вот вы и так сколько комнат прибрали, сколько окон помыли, столько всего сделали, – это грех.

– Что ни делай, куда ни глянь… Вас послушать, так всё – грех. И нет безгрешных. Всех не перевоспитаешь, – заявил некромант. – Вы хотите идеального мира, а дети даже в приходских школах только и ждут, чтоб над кем-нибудь посмеяться, унизить, устроить травлю. Нетерпимость везде. Человек – такое существо, что жаждет отыскать врагов и непременно их победить. Возвыситься над остальными, ощущая своё превосходство. Это у расы в крови. Когда мы с Мельхиором выбрали тёмный путь, мы потеряли практически всех друзей, стали изгоями.

– Нужно всегда делать больше, чем нужно, – повторил Дамиан. – Не только каждый клок и все соринки вымести, но и, проходя мимо порога соседнего дома, стряхнуть грязь с изгороди, поправить стебель цветка, поросшего криво, прихватить по пути чужой мусор и забросить в общую яму. Всегда стремиться сделать больше, чем от тебя требуется. Если б каждый к этому рвался и так делал, то в мире все были бы счастливы и заботились бы друг о друге! Надо всего-то не лениться и следить за собой, делать всё возможное и даже сверх этого, приглядывая ещё и за другими. Тогда и будет община в чистоте и сытости.

– Подбирая за кем-нибудь мусор, помышляя о добром деле, можно подхватить и занести в дом такую заразу, что сляжет вся семья, – хмыкнул Маркус. – Голову тоже неплохо бы иметь на плечах помимо безудержного самопожертвования и альтруизма.

– Как бережливость – верный путь к алчности, так и страх навредить, сделать что-то не так или навлечь беду – верный путь к эгоизму. Ближнему стоит помогать иногда в убыток себе. Но если все будут стараться ради других, это всё компенсируется. Ты замерзающему соседу дрова, он тебе – соленья. А не будь взаимовыручки, один бы замёрз с полным погребом, а другой грелся бы, да с голоду помер. Понимаете? Приходите вы в гости к соседу, а там ребёнок шалит. Тот всё грозится его наказать, а вы заступаетесь. Сосед обещает: мол, ладно-ладно, не буду. Но, выйдя за порог, вы вскоре слышите ругань, плач, шлепки… и уходите. Считаете, что не ваше дело, не ваша семья, зачем туда лезть. А ведь могли сделать больше! Не заступаясь, видя несдержанные обещания, вы сами рискуете по жизни остаться таким ребёнком, которому клянутся в одном, а потом поступают совсем по-другому. Всегда нужно стремиться делать больше добра, переступая через себя и свои убеждения, а не оправдывать своё бездействие!

– Всё хорошо, только на мир смотреть приходится трезвым, – произнёс Маркус. – У кого-то вскипает кровь в жарком споре, другой сетует на неудачный день. Рыбаки без улова, юноши с безответной любовью, болезни, из-за которых дети теряют родителей, а родители теряют детей. Это всё не вяжется с любовью Творца, как и войны, нашествия саранчи, да та же зима и прочие неприятности. Что вы собрались проповедовать тем, в ком есть семена сомнений? Кто не станет на чистую веру принимать всё, что им говорит ваша церковь?