Канун
Шрифт:
А Толька опять взмахнул рукою. Веня увернулся. Удар пришелся в плечо. Бросился на Тольку.
Опять боль в скуле.
И вдруг услышал:
— Веник, бей!
Звонко отдался этот крик в ушах. Радость от этого крика. «Рыжий», — подумал Веня.
А Толька отступил на шаг. Смотрел на Веню в упор зелеными дикими глазами и вдруг громко крикнул:
— Никитка! Брось тех! Рыжий!
Рыжий уже подходил.
В одной рубашке, в опорках на босу ногу, в шапке с ушами.
Примял шапку.
— Братцы, крой! — крикнул
И точно ожидали этого крика все трое: и Веня, и Ленька, еще не успевший отдышаться после могучих Никиткиных объятий, и плачущий заморыш Петька — все бросились на Тольку и Никитку, уже стоящих рядом.
Но силы были неравные: два силача уже сбили с ног Леньку и Петьку.
Те вскочили, но снова были сбиты.
— Эх, братцы, плохо! Разве так надо? — крикнул Рыжий.
Двенадцать рук замелькали. Двенадцать ног заскользили на гладком оттаивающем снегу.
С каждым ударом Рыжий вдохновлялся.
Кулаки его невидимо взлетали. Опорок соскочил с одной ноги. Так и не надел его.
— Бей, братцы! Веник! Молодец!
Веня разбил Никитке нос.
Никитка бестолково размахивал руками, пытаясь поймать Веню за руки.
Но Веня увертывался от его страшных лап.
И бил, и бил по окровавленному противному толстому лицу.
Толька держался долго, но после двух подряд резких ударов Рыжего, оставивших на сытых розовых Толькиных щеках темно-красный знак, Толька, отскочив в сторону, засунул руку в карман и, поспешно вытащив перочинный ножик, крикнул:
— Не подходи!
— А, с ножом! — остановился Рыжий.
Драка прекратилась.
А Толька и Рыжий стояли друг против друга.
Рыжий надел опорок.
— Резать будешь? — спросил, тяжело дыша.
— Зарежу! — ответил Толька.
— Слышали, братцы? — обратился Рыжий к мальчишкам.
— Слышали!
— Все слышали!
Рыжий сказал тихо:
— Толька, брось нож! Спрячь!
Толька молчал.
Рыжий сделал осторожный шаг вперед. Толька взмахнул ножом.
Рыжий сдернул с головы шапку и внезапным движением наотмашь ударил шапкою по ножу, а другой рукою схватил Тольку за горло.
Петька подхватил упавший нож.
Рыжий ударил Тольку по носу. Потекла кровь, Толька закрыл лицо руками.
— Довольно? Наелся? — спросил Рыжий и добавил: — Надо бы тебе за нож все зубы повышибить, сволочь!
Толька тихо отошел, вынул из кармана платок и медленно, вдоль стены, отправился со двора на улицу.
— Гулять пошел! — хихикнул Петька.
— Моцион ему нужно обязательно, — сказал Рыжий серьезно.
Потом обратился к Никитке, продолжавшему утираться:
— А ты чего, чудак, завсегда за него пристаешь? Морду накрасили? Хорошо? Вы, ребята, теперь чуть что — мне говорите. Мы их расчешем, как полагается. А ты, Петька, ножик евонный возьми и ежели он али вот этот черт полезут — режь прямо!
— Ей-богу, резать буду! — вдруг заговорил
— Слышь, Никитка? Не стыдно тебе, все маленьких забиждаешь. Погоди! — погрозил Рыжий пальцем. — С тобою я еще по-серьезному поговорю.
— Я больше не буду Петьку трогать… — глухо сказал Никитка.
Засопел. Заморгал глазами.
— Это Толька меня все поджучивает.
— Толька? А у тебя своей головы нет? Теперь чтобы Тольку баста слушаться, понимаешь?
— Понимаю, — прогудел Никитка. — Я с им больше водиться не буду.
Он вдруг подошел к Петьке, вздрогнувшему от неожиданности, и протянул огромную красную лапищу:
— Ты, Петь, не сердися. Я больше тебя не трону, — конфузливо проговорил.
Петька опасливо поглядел на своего вечного мучителя и протянул сухонькую грязную ручонку.
— Ладно, помиримся.
— Вот, теперь у нас одна компания, — засмеялся Рыжий. — Давно бы так! Будто у нас, за Нарвской, ей-ей! Веник, слышь, у нас, за Нарвской, все дружные! Эх, братцы!
Он снял шапку, почесал затылок. Веня чувствовал радость. Смеяться хотелось и вместе плакать, Рыжего поцеловать. Подошел уже к нему, но устыдился.
— Ты чего? — пытливо взглянул на него Рыжий.
— Ничего!
Веня подумал. Вздрогнувшими губами промолвил:
— Ты — хороший…
— Пока сплю — хороший, ничего, — засмеялся Рыжий. Спохватился:
— Бежать надо! Хозяин заругается, я ведь выскочил на скору руку. В окно увидал, как ты с Толькою хлестался. Думаю: «Изувечит парня». Вот и прибежал.
Схватил снежок, запалил в стену, побежал, скользя опорками.
Была оттепель.
Капли веселее, звончее дробились по обледеневшему снегу.
Не верилось, что на дворе — январь.
И небо чистое, голубое, омытое, словно — не январское.
‹1925›
ПРЕСТУПЛЕНИЯ АКВИЛОНОВА
Повесть
Еще с детства Алексей Аквилонов проявлял некоторую странность.
Возможно, странность эта была следствием какой-нибудь ненормальности в строении организма. Может быть, мозг помещался в черепной коробке не так, как надо; мозговые извилины, может, не такие были, как у прочих людей, — кто знает?
Но, во всяком случае, никаким сумасшедшим Аквилонов никогда не был.
С детства отличался завидным здоровьем, ни свинками, ни флюсами не хворал и впоследствии не простужался, не хандрил и на разные там нервы не жаловался.