Каныш Сатпаев
Шрифт:
В этот сезон Сатпаев решил начать колонковое бурение на рудосодержащих площадях Джезказгана. На первых порах работать должно было небольшое число станков, хотя бы два-три. Поэтому он, еще будучи в Ленинграде, предложил руководству Геолкома подписать договор с Атбасарским трестом на выполнение этих изысканий.
В те годы Геолком был руководящим центром геологоразведочной службы Советского Союза. Под стать масштабу деятельности этой организации подбирались и ее специалисты. Здесь работали самые высокие авторитеты геологической науки — академики, профессора, авторы крупных открытий, чьи мнения при решении дел,
И вот никому еще не известный и неименитый молодой горный инженер Сатпаев явился в Геолком и обратился к его руководству с предложением о заключении договора на буровые работы в далекой безводной глуши, хотя два года назад Геолком утвердил перспективный разведочный план, по которому колонковое бурение не предусматривалось. Да знает ли он, сколько стоит такое удовольствие в этих краях? Ведь там, ко всему, с огнем не сыщешь ни одного буровика.
— Вы знакомы, молодой человек, с Иваном Степановичем Яговкиным? Этот вопрос в его ведении. Ведь Иван Степанович является главным консультантом геологической службы Центрального Казахстана. Пусть он подпишет вашу заявку, согласуйте с ним все детали, тогда и решим, — сказали ему.
Зная предубеждения своего старшего коллеги, Каныш все же пошел к Яговкину.
— Итак, решились на бурение, хотите попробовать? — с добродушной улыбкой встретил его Иван Степанович. — Думаете, что Джезказган — богатое месторождение? Ну что же, попытайтесь. Для молодого геолога, как вы, это всегда поучительно: хороший урок, так сказать, с отрицательным результатом. Чтобы другой раз не лезть на рожон... Я не буду стоять вам поперек дороги. Если у вашего треста денег навалом, пожалуйста, тратьте их. На много ли вы рассчитываете? На одно лето я добрый, помогу вам.
— Если можно, Иван Степанович, я хотел бы начать сразу с двумя-тремя станками...
— Нет, дорогой. На заведомо сомнительную затею я столько людей выделить не могу. Один станок — извольте, и то из-за уважения к вашей молодости. Если хотите знать, за два года, проведенных в Джезказгане, я сам себе столько добра не делал...
Пришлось удовлетвориться и этим.
И вот, приехав в Карсакпай, Каныш распорядился в ожидании буровиков Геолкома подготовить место для первых скважин. Он выбрал район шахты «Петро», заложенной еще английскими концессионерами. В прошлом году ленинградские специалисты проводили здесь электроразведку на площади 115 квадратных километров. По ее данным были отмечены 34 рудные аномалии.
Бригада Геолкома прибыла в середине лета, и скоро один из оставленных англичанами буровых станков «Крелиус» начал день и ночь мерно постукивать возле старой шахты. Это была двести тридцать шестая скважина за всю историю месторождения и самая первая в жизни геолога Сатпаева. Может быть, потому он возлагал на нее много надежд. Он ждал от нее добрых вестей — встречи с рудным телом хорошей мощности. Это было нужно не только для того, чтобы доказать геолкомовским спецам свою правоту — ему необходимо было обрести веру в свои силы, чтобы смелее идти вперед в дальнейшем.
— У каждого настоящего геолога бывает чувство угадывания, интуиция, которая непонятна случайному человеку, — говорил профессор Усов. — Какие-то внутренние силы толкают его на решительные действия.
Смелый шаг молодого Сатпаева, выбравшего для разведки слабо изученное место, объясним только этой удачливостью геолога, доверившегося своему чутью.
Надежды его оправдались. На тридцатом метре скважина начала выдавать керн с серым песчаником. Он уже знал, об этом писали английские специалисты и русский инженер Тиме, что для джезказганских руд характерны именно эти серые песчаники, в толще которых вкраплены минералы меди.
Еще через несколько метров скважина показала, что бурение идет через слой медесодержащих песчаников. Керн свидетельствовал, что руда хорошего качества. Но для того чтобы установить, сколько в ней меди, требовался тщательный анализ. А химлаборатории в Джезказгане не было, и поневоле приходилось теперь ждать осени, когда коллектор буровиков повезет керн в Ленинград, и только к зиме можно будет сказать что-либо определенное о составе пород. Лишь на 48-м метре изменился состав керна. Далее снова шла пустая порода.
237-ю скважину заложили также в районе шахты «Петро». И она на ожидаемой глубине пересекла рудное тело. Мощность пласта оказалась такой же, как и в первом случае, — более десяти метров.
Геолкомовская бригада хорошо поработала в то лето. Всего пробурили семнадцать скважин со средней глубиной сорок четыре метра.
Глубокой осенью буровики, захватив с собой ящики с кернами, отправились в Джусалы, чтобы оттуда добираться до Ленинграда.
Дальнейшее зависело теперь от результатов химического анализа, которые выдаст лаборатория Геолкома. Это должно было решиться зимой, не раньше, чем через два-три месяца. Изрядно поработав, усталые и до черноты загоревшие, Сатпаевы тоже вернулись в Москву.
Снова началась знакомая с прошлой зимы работа — утомительное сидение в кабинетах и архивах, оформление отчетов за лето, изучение документации и проведение подсчетов по результатам летних работ. Полученные в январе данные анализов превзошли ожидания молодых геологов. Сатпаевы засели за арифмометры. И оказалось: на участке «Петро» найден доселе неизвестный мощный пласт руды с богатым содержанием меди. Каныш Имантаевич называет его «Пятой залежью», продолжая нумерацию прежде обнаруженных на этой площади.
Это было первое найденное им рудное тело. В дальнейшем у него будет много таких открытий. Но это первое ему запомнится на всю жизнь. Запомнится потому, что именно рудный пласт, обнаруженный возле старой шахты, послужил ему главным козырем в состоявшемся вскоре принципиальном споре со специалистами Геолкома.
План геологоразведки по Джезказгану на 1928 год он теперь переделывает по-своему: значительно расширен объем буровых работ, вместо ранее предлагавшихся разведочных канав намечается пройти сотни скважин, а для этого предусматривается не один действующий станок, как в прошлый сезон, а несколько. Притом бурить предполагается не только летом, а круглый год. И самое главное — хватит ковыряться в верхних слоях, надо идти на большую глубину, на три, четыре сотни метров...