Капелька нетерпимости
Шрифт:
Он не посмел. А старик завершил свое повествование, полностью выпрямившись и даже приподняв подбородок, – наверное, перекопать давние откровения и выговориться иначе не получилось бы.
– Таково прошлое, – произнес старик.
"Мне бы ударить его, – подумал Хьюз. – Обвинить. Наорать. Почему ж я не делаю ни того, ни другого, ни третьего?" Потому что… Старик ощутил невысказанный вопрос и объявил:
– Ты уже понял – я именно тот, за кого себя выдаю. Потому что я знаю все-все, что касается нас обоих. Теперь о будущем…
– О моем?
– О нашем, –
Джонатан Хьюз кивнул, не сводя глаз с газеты, зажатой в стиснутом кулаке. Старик сложил ее и спрятал.
– Твой бизнес мало-помалу начнет приходить в упадок. По каким причинам, никто так и не поймет. У тебя родится ребенок, но вскоре умрет. Ты заведешь любовницу, но не сумеешь ее удержать. А жена год за годом, день за днем будет раздражать тебя все сильнее и сильнее. И в конце концов – поверь мне, зачем мне лгать? – ты постепенно придешь… как бы выразиться поточнее… к тому, что само ее присутствие станет для тебя невыносимым. Однако вижу, что ты расстроился. Я лучше помолчу…
Они продолжили путь в тишине, и попутчик вновь стал старым, а Джонатан Хьюз не помолодел. И все-таки молодой кивнул, когда соотношение возрастов показалось ему подходящим, – кивнул, предлагая другому продолжать. И тот сказал:
– Тебе это кажется невероятным, ты же всего год как женат. Вы прожили прекрасный год, лучший из всех. Трудно поверить, что одна капля чернил может замутить целый кувшин чистой свежей воды. Но вот может, и это произошло. И в конце концов изменило не только нашу жену, нашу красавицу, сбывшуюся мечту, но и весь окружающий мир…
– Вы… – начал Джонатан Хьюз и запнулся, – ты убил ее?
– Мы убили. Оба. Но если будет по-моему, если я сумею тебя убедить, мы не захотим убийства, она останется в живых, а ты доживешь до старости счастливее меня и станешь лучше, чем я. Молюсь за это. Рыдаю об этом. Время еще есть. Я пересек годы, чтобы встряхнуть тебя, изменить твой характер, строй твоих мыслей. Боже, если бы люди понимали, что такое убить! Глупое и бесполезное действие, и к тому же безобразное… Но надежда не потеряна. Сумел же я как-то добраться сюда, прикоснуться к тебе – тем самым я начал изменение, призванное спасти наши души. Теперь слушай внимательно. Признаешь ли ты, что мы с тобой – один человек, близнецы из разных эпох, которые встретились в этом поезде в этот час в странный майский вечер?
Локомотив дал свисток, очищая пути от хаоса лет. Молодой Хьюз кивнул самым микроскопическим из кивков, но старику большего и не требовалось.
– Я бежал, – заявил он. – Бежал к тебе. Подробностей сообщить не могу. Она была мертва всего лишь день, а я уже не вынес. Куда кануть? Спрятаться негде, только во Времени. Там, где нет защитников и обвинителей, судьи, присяжных, да и свидетелей настоящих нет – не считая тебя. Только ты способен смыть кровь с моих рук, понятно? Выходит, ты притянул меня. Твоя молодость и невиновность, твое счастье, твоя ничем пока не омраченная жизнь – вот истинная природа той силы, которая послала меня вниз по дороге времени. Все мое душевное здоровье зависит от тебя. Если ты отвернешься, великий Боже, я пропал – нет, мы оба пропали.
Молодой Хьюз вскочил на ноги, потому что услышал:
– Подъезжаем к Плэндому. Плэндом!..
И они очутились на платформе – старик бежал следом, а молодой натыкался на стены и на людей, ноги и руки не слушались, того и гляди отвалятся.
– Подожди! – умолял старик. – Пожалуйста, подожди!
Молодой продолжал идти, словно и не слышал.
– Ты что, не понимаешь, мы замешаны в этом оба! Оба!!! И надо обдумать все вдвоем, и решение найти вдвоем, чтобы ты не стал мною, и мне не пришлось бы немыслимым образом добираться к тебе. Да знаю я, знаю, что это помешательство, психоз, и все-таки выслушай меня! Выслушай!..
Молодой Хьюз остановился на краю платформы, там, куда причаливали встречающие поезд машины. Веселые возгласы, сдержанные приветствия, короткие гудки, гул моторов и огни, исчезающие вдалеке. Старик схватил молодого за локоть.
– Боже милостивый, твоя жена, твоя и моя, будет здесь через минуту! А надо столько тебе рассказать, ты просто не можешь знать того, что знаю я, – целых двадцать лет, неведомых тебе, и каждым днем я хотел бы поделиться с тобой! Ты слушаешь? Господи Боже, ты мне до сих пор не веришь?!..
Джонатан Хьюз присмотрелся – по улице как раз приближалась запоздавшая машина – и спросил:
– Что происходило на чердаке в доме бабушки летом пятьдесят восьмого? Об этом не знает ни одна живая душа, кроме меня. Ну?
Старик втянул плечи и задышал заметно спокойнее, а затем заговорил ровно, как бы прислушиваясь к суфлеру:
– Мы прятались там два дня кряду. И никто не ведал, где мы. Все думали, что мы просто удрали из дому и утонули в озере или свалились в реку. А мы прятались наверху, заливаясь слезами, жалели себя, считая, что мы никому не нужны, слушали, как воет ветер, и жаждали умереть…
Молодой, резко повернувшись, уставился на старика не мигая, и глаза его увлажнились.
– Значит, ты меня любишь?
– Кое-что поважнее, – сказал старик. – У тебя ведь тоже нет никого, кроме меня…
Машина подкатила к станции. Женщина за рулем с улыбкой помахала из-за ветрового стекла.
– Думай быстро, – скомандовал старик. – Разреши мне поехать с тобой, чтобы наблюдать, учить и подсказывать, чтобы выяснить, что и как пошло наперекосяк, подправить, пока не поздно, и, быть может, продлить твою безоблачную жизнь. Разреши…
Машина загудела, притормозила, женщина высунулась из окна и крикнула:
– Добрый вечер, милый!
Джонатан Хьюз залился счастливым смехом и бросился к машине сломя голову.
– Любимая, привет… Извини, еще секундочку…
Спохватившись, он бросил взгляд на старика, дрожащего на краю платформы. Тот поднял руку с вопросом:
– Ты что-то забыл?
Повисло молчание. И наконец:
– Тебя, – ответил Джонатан Хьюз. – Тебя!..
Машина заложила вираж в ночи. Всех троих – женщину, старика и молодого – сильно качнуло.