Каперский патент
Шрифт:
Что «Эвридика» вернулась, я знал, но не успел съездить в Помпеи поприветствовать Хиниджа. А когда послал ему приглашение на обед, то получил ответ, что он в городе. Мы не удивились его визиту — думали, что он возвращался на корабль и свернул с дороги у «Иерихона», чтобы заглянуть к нам.
Но мы удивились, когда после достойного разговора о «Диане» (он попросил меня описать экспедицию во всех подробностях) Хинидж стал каким-то отстраненным, стеснительным и замкнутым. Лишь через некоторое время он рассказал, что прибыл не только как друг, но и как посланник. Кабинет министров (по его словам)
Но чтобы этим заниматься в полную силу, Мелвилл должен иметь возможность заверить их в моем надлежащем поведении в парламенте. От меня не требуется всецело поддерживать Кабинет, но Мелвилл надеется, что он может честно сказать, что я не буду по крайней мере агрессивно и систематически выступать в оппозиции, не буду запальчивым энтузиастом.
Я посмотрел на Софи — она прекрасно понимала, что я имею в виду. Она мне кивнула, и я заверил Хиниджа, что для меня практически исключены любые выступления в Палате кроме как по флотским вопросам. Я видел многих офицеров, которые увалились под ветер, ввязавшись в политику. В целом я буду счастлив голосовать за практически любые предложения лорда Мелвилла, которого я высоко ценю и чьему отцу я крайне благодарен. Что же до энтузиазма или огульного критиканства — так в этом меня даже злейшие враги не смогут обвинить.
Хинидж согласился и заверил, что вряд ли что-то может осчастливить его больше, чем возвращение в Лондон с таким посланием. Мелвилл ему сказал, что в случае благоприятного ответа, документы придут в движение немедленно, и хотя потребуется несколько месяцев для того, чтобы они прошли все требуемые стадии, а официального объявления придется подождать до какой-нибудь победы в Испании или, еще лучше, на море, он ручается, что меня и мое текущее назначение занесут в особый список, и я не потеряю старшинства.
Господи, Стивен, как мы счастливы! Софи с песнями кружится по дому. Она все бы отдала, лишь бы ты мог разделить с нами радость, и я в страшной спешке кропаю эти строки, в надежде, что они застанут тебя до отбытия в Лейт. А если нет, то с радостью все расскажу тебе в Швеции. Я все же хочу внести одну поправку в наш план — раз мы все равно отправимся на Балтику, я хочу сходить в Ригу за такелажем, запасным рангоутом и особенно за парусиной. Лучшую парусину, которую я видел, делают в Риге. Благослови тебя Господь, Стивен! Софи просит передать тебе всю ее любовь.
Всегда твой,
Джон Обри».
— Что там еще? — воскликнул Стивен, быстро пряча письмо под книгу.
— Если позволите, сэр, — заглянула в комнату миссис Броуд, чье мягкое лицо еще не омрачила история со шкафом, — сэр Джозеф внизу и спрашивает, свободны ли вы.
— Конечно. Будьте добры, попросите его подняться сюда.
— Господи, Мэтьюрин, как я рад вас найти, — признался Блейн. — Я боялся, что вы уже могли уехать.
— Почтовая карета отправляется лишь в полшестого.
— Почтовая карета? Я думал, вы экипаж наймете.
— По четырнадцать пенсов за милю? — возмутился Стивен с понимающим, искушенным взглядом. —
— Что ж, — улыбнулся сэр Джозеф, — могу спасти вас не только от чудовищных затрат на почтовую карету, но и от унылой поездки по ухабам, от дня и ночи в переполненной душной коробке, в компании незнакомцев, чистых или нет — как повезет, спешных обедов, неизбежного «Не забудьте про возницу, сэр». А также от чудовищной скуки поездки из Эдинбурга в Лейт, а потом плавания на пакетботе, что нанесет еще больший урон кошельку и силе духа. Вас и без того выжмет как лимон к этому времени.
— И как же вы собираетесь совершить это достойное деяние, мой друг?
— Посажу вас на борт тендера «Нетли» завтра рано утром. Он везет приказы и посланников нескольким кораблям в Норе, а среди них, Мэтьюрин, среди них, как я узнал из телеграфной депеши где-то час назад, «Леопард», отправляющийся в Евле.
— Это не тот же самый ужасный старый «Леопард», который попытался утопить, уморить нас голодом и устроить кораблекрушение по пути в Новую Голландию?
— Он самый. Теперь с него сняли большую часть орудий, и он ходит под флагом Транспортного комитета. Его нынешняя невыдающаяся задача — взять груз флотских припасов в Евле взамен другого транспорта, захваченного парой американских кораблей в Скагерраке. Я услышал об этом лишь после обеда, когда поступил доклад Комитета о том, что с долей усердия «Леопард» можно подготовить к выходу в море уже завтра. Я как раз проходил мимо, и как только узнал, что транспорт идет в Евле, подумал, что нужно сразу же сообщить Мэтьюрину. Они его смогут высадить в Стокгольме, не теряя ни минуты. Это сохранит его от утомительных трудов, дрянной компании и отвратительной пищи, а заодно сэкономит кучу денег.
Я поспешил к вам. Искал вас в «Блэйкс», искал в Британском музее, искал в Сомерсет-хаусе, но настиг лишь здесь — хотя отсюда и надо было начинать. Сколько бы сил и нервов я бы сэкономил, если бы не пришлось прокладывать себе дорогу сквозь медлительную толпу деревенщин. Лондон в это время года ими переполнен — они таращатся вокруг будто волы.
— Великодушно с вашей стороны, сэр Джозеф, так переживать, и я бесконечно благодарен вам за заботу. Желаете ли стакан овсяного отвара с лимоном или предпочитаете глоток запотелого и банального эля?
— Эля, если можно, и он не может оказаться слишком холодным. Я, наверное, стоун сбросил от этих усилий. Но оно того стоит. Дорогой мой Мэтьюрин, как я рад вас найти! Меня бы на месяц выбило из колеи, если бы я не смог передать свое послание.
Он выпил полкружки эля, выдохнул и продолжил:
— Помимо этого, я бы не смог пригласить вас послушать прекрасное исполнение «Фигаро» сегодня вечером. Юноша, исполняющий партию Черубино, отличается совершенством андрогина в штанах, а какой у него голос!
Сэр Джозеф продолжил рассказывать об остальных исполнителях, особенно о великолепной Графине, но Стивен, внимательно наблюдая, заметил, что тот тайно пестует еще какую-то новость, и наконец-то он ее озвучил:
— Но хотя послушать музыку и рассказать о предстоящем плавании на «Леопарде» много значит, — сменил тему Блейн, — отправить вас путь с легким сердцем гораздо важнее.
Холостяк Блейн не имел близких родственников, и, несмотря на крайне обширный круг знакомств, не водил почти ни с кем крепкой дружбы. В его профессии подобные добродетели не играли роли. Но в данном редком случае дружба и интересы службы сошлись вместе. Он некоторое время добро смотрел на Стивена, прежде чем сообщить, рассмеявшись: