Капитали$т: Часть 4. 1990
Шрифт:
Голос оживился.
— О! Алексей! Добрый день, очень рад вас слышать!
— Я тоже, — вздохнул я. — Борис Борисович, увидеться нужно.
Мой собеседник важно помолчал, а потом объявил:
— Алексей, в ближайший час я свободен!
— Это прекрасно, — сказал я. — Пришлю за вами машину. Вы у себя в конторе?
— В конторе. — Борис Борисович сообщил об этом таким тоном, будто он был как минимум на приеме у английской королевы.
— Вот и хорошо, — сказал я. — Тогда до скорой встречи.
— До встречи, — сказал Борис Борисович и повесил трубку.
Несколько секунд я слушал
Глава 6
Степенно вошедший в мой кабинет Борис Борисович просто излучал самодовольство и благополучие. Одет он был дорого и даже с претензией на роскошь — явно пошитый где-то во Франции костюм, очки в золоченой оправе, портфель «под крокодила»… Очки и ухоженная бородка делали Бориса Борисовича похожим то ли дореволюционного профессора, то ли на преуспевающего нэпмана.
Борис Борисович уселся в любезно предложенное мною кресло, отхлебнул дефицитного бразильского кофе и самодовольство расплылось на его круглом лице.
— Великолепный кофе у вас, Алексей Владимирович! Право, великолепный! И готовит его ваша помощница превосходно!
— Передам, что вам понравилось, — сказал я. — Как у вас вообще дела, Борис Борисович?
Борис Борисович снисходительно улыбнулся.
— Все прекрасно! — сказал он с чувством.
— Как газета? — спросил я.
— Идет нарасхват! Я лично не видел, но наши ребята из редакции говорят… на рынке спекулянты перепродают по рублю за экземпляр! Товар повышенного спроса!
Борис Борисович был основателем первой в городе частной газеты, которая называлась просто и незатейливо — «Вечерний город», или «Вечерка». Впрочем, газета была не совсем частной. Фактически она принадлежала общественной организации с громким и пафосным названием «Демократическое возрождение». Одним из основных учредителей «Возрождения» был Борис Борисович, он же определял редакционную политику. На мои деньги, конечно же. Я подозревал (и не без оснований!), что большую часть выделяемого мною бабла Борис Борисович тратил не на «Демократическое возрождение», а на себя любимого, держа редакцию газеты на голодном пайке. Но, несмотря на это, работали в газете ребята молодые, творческие и горящие энтузиазмом — тиражи разлетались с немыслимой скоростью. «Вечерка» представляла собой дикую смесь «желтой газеты», политического издания и криминальной хроники. Репортажи о пришельцах и полтергейсте соседствовали с экономической аналитикой, а милицейские сводки — с обзорами последних голливудских хитов. Кусали ребята-журналисты и советскую власть, которая, по их мнению, недостаточно охотно перестраивалась… Доставалось и обкому, который злился и точил зуб на редакцию. Но руки у обкома были коротки — времена наступили практически бесцензурные.
— Это хорошо, что нарасхват идет… — протянул я задумчиво. — Значит, народ читает, народу нравится…
Борис Борисович одарил меня горделивым взглядом.
— Люди истосковались по правде, — профессорским тоном заявил он. — Не по той правде, которая пионерская, комсомольская и прочая. По нормальной человеческой правде, которой семьдесят лет не видели! «Вечерка» — это же у нас в городе как глоток чистого воздуха… — Борис Борисович мог таким образом вещать неограниченное количество времени, так
— Прекрасно и замечательно! — сказал я. — Вот я хотел бы подкинуть, так сказать, материала.
— Внимательно вас слушаю! — Борис Борисович поставил чашку с кофе и принял вид деловой сосредоточенности.
— В городе — разгул криминала, — начал рассказывать я. — А милиция вообще не чешется. Вот взять хотя бы… да хоть те же «наперстки». Обманутыми остаются десятки людей в день. Крутят повсюду — на вокзалах, рынках, даже на людных остановках появляются! Слышали, наверное?
— Безусловно, что-то слышал, — сказал слегка озадаченный Борис Борисович.
— Ну вот, — улыбнулся я. — Нужна статья, Борис Борисович.
— Про наперстки? — Борис Борисович из стадии озадаченности очень быстро перешел в стадию удивления.
— Да. А что вас смущает?
Борис Борисович на всех парах проскочил стадию удивления и остановился в стадии изумления.
— Но ведь это… такая мелочь! Такой пустяк, Алексей Владимирович! Об этом писать даже как-то… неловко! Ведь на дворе эпохальные события! А наперстки это, простите…
— Надо, Борис Борисович, — сказал я с нажимом. — Есть такое слово — надо! Нам для дела надо, и для города, для людей. Ну что толку от статей про барабашек и колдунов? Да и постоянная критика обкома… Это, что ли, читателю интересно, в сотый раз про обкомовский буфет читать? Так нету его, буфета обкомовского, закрылся, столовка одна осталась — очень посредственная, между нами говоря! В общем, выбрасывайте каких-нибудь барабашек и ставьте наперстки.
— Ну, если надо… — обреченно вздохнул Борис Борисович. — А… контекст?
— А контекст будет такой, — сказал я медленно, — вместо того, чтобы бороться с организованной преступностью, милиция ее покрывает. Ничего сложного. Ваши ребята из газеты пусть в воскресенье прогуляются по центральному рынку ближе к полудню. Будет интересный материал, я гарантирую. И премиальные, само собой.
— Ну, если так… — развел руками Борис Борисович. — Только, Алексей Владимирович, ссориться с милицией нам не очень…
— Да перестаньте, — улыбнулся я. — Журналистов менты сейчас не трогают, не те времена. Про «600 секунд» слышали?
— Слышал, конечно, слышал! — подтвердил Борис Борисович. — Сильная программа! Только, честно говоря, этот ведущий как-то мне не очень…
— Бог с ним, с ведущим, — махнул рукой я. — Факт тот, что он такие расследования выдает и никто его не трогает. И вас не тронут.
— Скорее всего, вы правы, — со вздохом сказал Борис Борисович. — Но, Алексей Владимирович, у вас все?
— Не совсем. Есть еще одна тема. Это уже после наперстков поставите, в следующем номере.
Борис Борисович посмотрел на меня и в глазах его сияло оскорбленное достоинство.
— Что за тема? — обреченно осведомился он.
— Азербайджанские спекулянты овощами и фруктами, — сказал я. — Что, опять мелко? Там целая мафия, зарабатывают громадные деньги и цены у них немилосердные. Еще скажите, что не актуально и не интересно никому!
Борис Борисович тяжело вздохнул.
— Одно же дело делаем, — сказал я, положив перед моим несговорчивым партнером пачку банкнот. Тысяча рублей. — Вот. Премия вашим ребятам, ну и вообще…