Капитали$т: Часть 4. 1990
Шрифт:
Борис Борисович одним небрежным движением смахнул пачку в недра своего модного портфеля.
— Все сделаем! — заверил он меня.
Выпроводив Бориса Борисовича, я потребовал у Люси кофе и некоторое время просто сидел, глядя в окно и думая о том, что мы, кажется, начали войну…
После разговора с Борисом Борисовичем, я провел совещание и со своими компаньонами. Компаньоны были мрачны и решительны. Горели жаждой мщения настолько, что мне даже пришлось остужать их пыл.
— В общем, — сказал я, — кажется, мы выяснили, кто нам гадит. Это Гусар.
Серега долбанул кулаком по столу так, что стаканы с чаем подпрыгнули.
— Я же так и знал! — заявил он. — Они доиграются, Лех! Ты сам видишь — не получается с ними в мире жить. Гасить! Всех гасить нахрен!
— Ты погоди, — сказал я. — Воинственность свою на время оставь. Гусар — хрен бы с ним, не проблема. Проблема, что за ним могут менты стоять.
— И стоят, сто пудов, — сказал Валерик. — Ты где видел не ссучившихся блатных? Все как один — агенты.
Я тяжело вздохнул.
— Все не так просто, как кажется. Во-первых, я с Матвеем говорил. Выяснил, что Гусар хочет авторынок.
— А там уже Матюха закрепился? — с удивлением спросил Валерик. — Шустрый парень!
— Закрепился, — подтвердил я. — Бабки там большие, жулики хотят долю.
Валерик нервно утер вспотевший лоб.
— Ну авторынок, я понимаю… — сказал он задумчиво. — Но мы тут каким боком? Мы к нему вообще никакого отношения не имеем! Хотят авторынок, пусть с Матвеем решают. С хрена ли они к нам полезли?
Я усмехнулся.
— В природе все взаимосвязано, Валер. Гусар считает, что мы вместе работаем. И считает не без оснований. Мы же друзья, союзники и все такое.
— Херня полная, — раздраженно сказал Валерик. — У нас водка и прочее. У них — охрана. Вообще ничего общего.
— Открою секрет, — ответил я Валерику. — мы по ментовской картотеке как одна группировка проходим. Еще в прошлом году разговор был с Николаем Николаевичем.
— Это чего получается? — возмущенно спросил Валерик. — Это получается, что Гусар на нас давит, чтобы…
— Да все ясно, — перебил его Серега. — Давит, чтобы сначала создать проблемы, а потом помочь решить. Так?
Я молча показал Сереге большой палец.
— И попросить взамен авторынок? — спросил Валерик.
— Да, похоже, что так, — подтвердил я. — Авторынок или какую-то долю оттуда.
Валерик с сомнением покачал головой.
— А не проще им было бы Матюху… — Он сделал рукой короткий выразительный жест. — И тогда уже все забрать.
— Ни хрена не проще, — сказал Серега. — Если они сейчас Матюху замочат, то Андрей и оставшиеся пацаны их пойдут валить по полной программе. А потом менты выживших пересажают и все закончится.
— Да, — сказал я задумчиво. — Виктор Федорович все же не мясник. Он скорее шахматист, комбинацию разыгрывает, хочет большие бабки малой кровью. Довольно гуманно с его стороны, если вдуматься.
— Гуманный, да, — усмехнулся Серега. — Чего делать-то будем, товарищи командиры?
Я развел руками.
— Они напали на нашу структуру. На племянника Жору. Нужно отвечать, если не ответим, то они решат, что мы не можем ничего. Ответим по их структурам.
— По их — это Гусара? — переспросил Серега.
— Да, — сказал я. — В воскресенье
— Вот это дело! — оживился Серега. — Чего, съездим, поучаствуем?
— Нет, — сказал я с улыбкой. — Участвовать не будем. А вот понаблюдать можно. Как считаете?
— Съездим! — тряхнул головой Серега.
— А как там наш мент? — спросил Валерик, понижая голос. — Не вернулся еще?
— В отъезде, — сказал я с досадой. — Николай Николаевич перенимает опыт. Вот вернется, поинтересуемся — что за бардак в их конторе творится? Сращивание сотрудников с уголовным элементом. А сейчас пока действуем по обстоятельствам.
На этом наше совещание завершилось. Валерик предложил проехать в ресторан и выпить за нашу будущую победу, но мы с Серегой отказались — настроение было не то. Попрощавшись, мы отправились по домам.
А на улице пахло весной и переменами, что-то такое было разлито в воздухе, что-то бунтарское и соблазняющее, неопределенное и невысказанное… и «Ламбада» отовсюду — все помешались на «Ламбаде». Кажется, даже металлисты и гопники слушают эту мелодию из чужого мира — легкую, даже легкомысленную, но при этом — жизнерадостную и лучащуюся каким-то тропическим позитивом. Люди жадно слушают «Ламбаду», особенно молодежь, а потом смотрят вокруг, на привычное наше убожество, на очереди, на всеобщую серость, среди которой светлым пятном выделяется белое здание обкома… И кажется им эта привычная, довольно унылая действительность просто невыносимой. И думают советские люди о том, что вот есть же на свете места, где жизнерадостные мулатки поют и танцуют на пляже среди пальм, где все легко и весело, где солнце триста пятьдесят дней в году… И тоскует советский человек, идет в магазин, отоваривает талоны на водку и кое-как с ее помощью примеряется с действительностью…
Впрочем, что «Ламбада»? Попса, хоть и импортная! У более продвинутых граждан в почете бритая наголо Шинейд О’Коннор с моднейшим и эпичнейшим «Nothing Compares 2 U». Западная поп-индустрия на пике, изготовляет хиты в промышленных масштабах. Что касается нашей «попсы», то она как Тяни-Толкай из сказки про доктора Айболита, пытается бежать в разные стороны одновременно и потому получается то «Лондон, гуд бай!», любимое городской шпаной, то «Король Оранжевое лето» для более интеллигентной публики, а то и нечто слащаво-лирическое «На белом покрывале января».
А у меня в голове крутится еще не написанное, но очень подходящее:
'…Но забыли капитана два военных корабля.
Потеряли свой фарватер и не помнят, где их цель.
И осталась в их мозгах только сила и тоска.
Непонятная свобода обручем сдавила грудь.
И не ясно, что им делать: или плыть, или тонуть.
Корабли без капитана, капитан без корабля,
Надо заново придумать некий смысл бытия.
Нафига?'
Заново придумать смысл бытия, говорю я себе, заходя в подъезд. Вот задача, которая стоит и передо мной, и перед всей страной. Нафига? Потому что — как же без смысла-то жить?