Капитан Блад
Шрифт:
«В наше непросвещенное время был принят мораторий на смертную казнь, – обиделся Сенкевич. – А так казнили веке в семнадцатом, наверное. И выставляли трупы для устрашения».
«Ужасная смерть».
«Далеко не самая плохая, – блеснул эрудицией Сенкевич. – Например, долго было принято сажать преступников на кол. Еще закапывали в землю, варили в кипятке, разрубали на части… Много способов».
Адмирал не ответил.
Пройдя полквартала, он опять остановился. Еще одно тело, полусожженное,
«А так когда казнили?» – осведомился Грант.
Сенкевичу вспомнился Равенсбург и разгул инквизиции:
«В пятнадцатом веке, например», – ответил он.
«Темные времена», – мрачно заметил Грант.
«Между прочим, все, что ты видишь, творится в твоем времени, – обиделся Сенкевич. – И вообще, у вас что, историю больше не изучают?»
«Именно поэтому я и пошел прогуляться, – загадочно ответил адмирал. – Мне здесь не нравится. А историю у нас изучают те, кто собирается на ней специализироваться. Зачем она космопилоту? Мы проходим только новейшую».
Откуда-то донесся слабый женский крик. Вскоре стало ясно: кричат из ближайшего дома. Сенкевич прислушался:
– Вот это окно, первый этаж.
Адмирал согласно кивнул сам себе, неопределенно махнул рукой, вошел в подъезд. Космодесантники, ждавшие неподалеку, повыскакивали из турбомобиля, побежали следом.
Одна дверь на площадке была выбита, именно из-за нее раздавались крики и плач. Сенкевич отметил: никто из жильцов дома не вышел посмотреть, что случилось. Люди запуганы, здесь каждый за себя. Неудивительно.
Грант вошел с бластером на изготовку. В небольшой, бедно обставленной комнатке все было разбито, перевернуто, по полу разбросаны вещи. Среди них лежал труп мужчины. Два парня вдохновенно потрошили шкаф в углу. Они были так поглощены этим занятием, что не заметили появления адмирала.
Третий мужик, здоровый и бородатый, прижал к стене молодую женщину. Несчастная плакала и просила пощады, но грабитель лишь посмеивался, дорывая на ней одежду.
«До боли знакомо, – скучливо произнес Сенкевич. – Лихие девяностые, половина первая».
Однако картина вызвала в нем омерзение. Он никогда не обижал женщин и детей – один из основных его принципов. И презирал тех, кто на это способен. Он ощутил, как в Гранте поднимается гнев, и, пожалуй, впервые был полностью солидарен с адмиралом.
Грант пристрелил грабителей и сделал большой шаг к насильнику. Тот выпустил жертву, обернулся, вскидывая бластер. Поздно: мощный кулак врезался ему в физиономию, превращая зубы в крошево. Мужик упал, выронил оружие, адмирал пинком отшвырнул бластер в другой конец комнаты.
В квартиру вбежали космодесантники, оценив обстановку, построились по периметру, ожидая приказа. Но Грант предпочел действовать
Освобожденная женщина сползла по стене и бурно зарыдала, судорожно пытаясь закутаться в обрывки одежды. Бледная, как все жители этой планеты, большеглазая, худенькая, она походила на подростка.
«Хороший удар», – одобрил Сенкевич.
«Имплантаты, увеличивающие силу мышц, плюс силовая перчатка, – пояснил Грант. Он поднял бластер, чтобы добить парня, но вдруг остановился. – Эти люди могут быть частью какой-то организации?»
«Запросто, – ответил Сенкевич, знавший все об организованной преступности. – Скорее всего так и есть. Должны кому-то платить дань. В таких заброшенных местах обычно всем заправляет горстка подонков».
«А как же закон?»
«Они и есть закон».
«Это неправильно», – сообщил Грант.
Сенкевич промолчал. Адмирал, наверное, был отличным солдатом, только воевал он скорее всего в отдаленных галактиках с какими-нибудь инопланетными монстрами. К людям, к так называемому мирному населению Грант явно не привык, а бандитизм и вовсе оказался ему в новинку.
Адмирал наклонился, поднял бородача за грудки:
«Допрашивай. Ты лучше знаешь, что надо сказать».
Добровольно уступил место. Странно. Сенкевич никак не мог понять, чего добивается Грант, но решил не спорить.
– На кого работаешь? – задал он банальный вопрос.
– Да пошел ты, – сквозь разбитые зубы вытолкнул парень.
– Ответ неверный, – Сенкевич поднял бластер, прострелил ему коленную чашечку правой ноги. Грабитель взвыл.
«Пытки?» – с искренним интересом уточнил Грант.
«Так, слегка. Чтобы понял серьезность наших намерений».
Адмирал промолчал. Видимо, его гуманные принципы и строгие инструкции не распространялись на убийц и насильников.
– Еще один неправильный ответ и отстрелю яйца, – предупредил Сенкевич. – Так на кого работаешь?
Бородач не стал испытывать судьбу.
– Малыш Вернер, – простонал он. – Он держит Нью-Париж.
– А полиция где? – это спросил Грант, Сенкевичу уже все было понятно.
– Так нет ее. Кто разбежался, кто уволился. Остался один шериф Макдонован, но он на побегушках у Малыша.
Сенкевич задал еще несколько вопросов. Узнав все интересующее Гранта, спросил:
«Что делать будешь?»
Адмирал хладнокровно выстрелил бородачу в лоб.
«Пошли отсюда».
«А с ней что?»
Худенькая девушка теперь сидела посреди комнаты, обнимая мертвого мужчину. Она больше не рыдала, лицо застыло в гримасе боли и скорби. Огромные серые глаза слепо смотрели в одну точку.
«Ей мы пока ничем помочь не в состоянии», – ответил Грант, отворачиваясь.
Он вышел, четко печатая шаг.