Капитан Брамы
Шрифт:
Я ожидал увидеть кости животных, может быть даже человеческие останки, но ничего этого не было. Тропа плавно спускалась вниз. Земля вокруг тропы так же светилась, еще более тусклым лиловато-зеленоватым светом.
Вдоль тропы громоздились абсолютно черные, зловещие скалы. Но на них лучше было вообще не смотреть. Возникло ощущение тяжкого удушья; казалось, скалы медленно смыкаются и давят, давят неимоверной тяжестью. С каждой секундой все тяжелее и хуже и конца этому нет, и не будет.
Ужас, неописуемый мистический ужас, свел мне живот. Ужас почти
Каким же глупым и бессмысленным казался из этой тьмы и гибели светлый мир стражей на Холме — он предстал пред моими мысленными очами за какое-то мгновение, во всех своих подробностях.
Я вспомнил, как мы стояли на зеленой лужайке, на северном склоне мира стражей. И как нас слепил безбрежный Свет, и я как никогда почувствовал Благую Силу Творца, опытно познал, что Бог есть Любовь, ибо Его Благая Сила Любила меня больше, чем я мог себе вообразить!
А теперь я должен бесследно сгинуть во мраке?! Господи, но какой же тогда насмешкой звучит то, что я пережил на лужайке мира стражей!
Я кинул взгляд, взгляд, наполненный обидой на Творца в небо. Конечно же, как я и думал, никакого неба тут не было и в помине. Над головой была черная плоская пустота. И впереди также была черная пустота.
Глубоко внизу, в бездне, тускло пульсировало багрово-кровавым цветом нечто, похожее одновременно и на луну и на воронку и на кратер вулкана. Я понял — это ворота в геенну, в люциферовский космос. Я почувствовал, как черная бездна Могильников затягивает меня вниз, в багрово-кровавое жерло, в ад. Еще немного, еще и…
Отчаянное желание жить, выжить, во что бы то ни стало, затопило меня. Как будто Творец услышал мой стон и влил в меня новые силы. Я развернулся и побежал назад, прочь от адской воронки. И тут дорогу мне перегородили демоны.
Демоны грубо схватили меня за руки и поволокли назад по все сужающемуся тоннелю, как раз к воронке. Я отчаянно вырывался, читал все молитвы, которые знаю. Но демоны были сильней. Они совсем не походили на тех бесов, что напали на нас в степи: призрачные, высокие фигуры, под два метра, круглые птичьи глаза, горящие беспощадным огнем, птичьи головы.
Демоны громко, по-птичьи, щебетали. Это было непереносимо, адский щебет не давал мне молиться. И тут я почувствовал, что демоны тащат меня не вниз, а вверх. Это показалось мне странным. Но смутная, отчаянная надежда на спасение тут же зажглась во мне.
Впереди показался призрачный серый свет. Еще немного и меня вынесло наружу. Демоны-птицы оказались стражами.
Потрясенный, я протирал глаза. Тусклый свет Сумрачной земли казался мне ослепительным летним полднем. Рядом со мной сидел отец Иван, мелко трясся от нервного хохота. По бокам от меня стояли Клен и Белодрев. Пестрого, Брата и Капитана не было.
— Ну, ты, друг Дима, брыкался, — сказал мне Клен.
— И он брыкался, — выдавил сквозь смех отец Иван, — ну, хоть, я не один. — И батюшка зашелся
Перепутать стражей с демонами, втемяшить себе в голову, что впереди воронка, нет, это надо уметь…
Пока мы смеялись, из черно-серого тумана Могильника показался запыхавшийся Брат. Он тащил Пестрого и Капитана.
— Заснули, — объявил он, — еле нашел.
Пестрый и Капитан медленно открыли глаза.
— Прошу прощения, — сказал Капитан, — мы доставили вам лишние хлопоты. Но зато я окончательно понял, как тут все устроено. Все, как я и предполагал.
Тут уже засмеялись все.
— Что ж, самое гиблое место миновали, — сказал Белодрев. — С небольшими приключениями. Слава Кон-Аз-у… и поблагодарим за труды Отшельника. Напади на нас пришельцы, мы бы могли не выйти из Могильников. А теперь в путь. До границы Сумрачной земли осталось совсем немного. Впереди лес.
Мы двинулись дальше на юго-восток. Впервые, за все время нахождения на темных землях, у всех нас было легко на душе. Стражи даже что-то такое напевали.
Царь-Дерево
Вокруг по-прежнему была Сумрачная земля. Но стало немного светлее и теплее. Все чаще попадалась живая растительность — низкорослая и пожухлая жесткая трава.
По расчетам Белодрева мы уже должны были пересечь границу сумрака и входить в лес. Однако сумрак все не кончался, и Белодрев начинал немного беспокоиться.
Впереди, словно призраки во мгле, показались кривые и приземистые деревья, совершенно голые и сухие — целый лес мертвых деревьев! От этого зрелища в сердце снова вернулась тоска. Стражи перестали петь и остановились.
— Дыхание темной земли добралось и до леса, — вздохнул Белодрев. — Теперь я вижу, что наши браться были убиты здесь не просто так… Идемте. Этим деревьям мы ничем уже не поможем. А вот если Василия не остановим, боюсь, здесь все будет такое.
— Ну, батюшка, ну натворили Вы дел, — тихо сказал Капитан.
Двинулись дальше.
Не прошли и пяти минут, как в глаза нам ударил луч солнца. Мы, наконец, покинули темную завесу.
Солнце тут же скрылось за тучу, но это была настоящая туча, на настоящем небе. Вздох облегчения и восторга вырвался у людей и стражей. И сразу заметно потеплело. Пришлось скинуть свитер. Ласковый, теплый ветерок приветствовал мое тело.
Мертвые деревья кончились. Но живые — в основном это были невысокие и кривые ели с соснами — выглядели неважно, хвоя зеленовато-бурыми пучками свисала с наполовину оголенных ветвей.
Клен, Брат и Пестрый кинулись к деревьям (сработал инстинкт «лесного народа»). Они трогали шершавые стволы руками, прижимались к стволам лицом и внимательно слушали их «внутреннюю жизнь», ощупывали почву вокруг деревьев и снова прижимались к деревьям лицом.
Клен обратился к Белодреву:
— Этим деревьям еще можно помочь.