Капитан «Дьявол». История пирата (часть первая)

Новер Эмиль

Первым стояло условие безоговорочного подчинения капитану во время плавания или в бою и лишь в исключительных обстоятельствах и по требованию подавляющего большинства пиратов решение могло быть оспорено. Сэлвор сумел отстоять этот пункт, отлично осознавая, что, опираясь на него, он сумеет не допустить опасного разгула пиратского самовластия, когда капитан оказывался игрушкой в руках недовольной команды, и нередко избранный самими же разбойниками главарь летел за борт, не сумев обуздать пиратскую демократию. Шасс-парти предусматривал, что из награбленной добычи выделяется доля лекаря для приобретения необходимых медикаментов. Из оставшейся суммы изымаются деньги на возмещение ущерба раненым. Огнестрельная рана, потерянный глаз, рука, нога, (или паралич) — все оплачивалось звонкой монетой. Оставшееся делилось между пиратами, но капитан

получал пять долей, старшина имел право на четыре доли, плотник и главный канонир — на три. Юнга получал половину доли, тем, кто впервые вышел в море, выплачивалась четверть доли, остаток шел в общую кассу. В соответствии с этими условиями делилось все, что было захвачено: золото, камни, серебро, вещи, товары, но первый взобравшийся на корабль мог сверх доли выбрать любое оружие. Каждый должен был поклясться, что не возьмет ни на грош больше, а если будет уличен в нарушении клятвы, то должен быть немедленно повешен.

Капитану и офицерам разрешалось иметь свои каюты, но каждый мог войти к ним, когда хотел. Пища всем готовилась одинаковая, но каждый мог готовить себе сам, однако при этом не смел брезговать общим столом. Пить разрешалось в неограниченном количестве, однако спиртным пираты Сэлвора не злоупотребляли, увидев, что капитан делает с теми, кто оказывается пьян в то время, когда нужен трезвым. Если пират трусил, бросал оружие, то любой офицер был обязан застрелить его на месте. Изменника ждала смерть, во всех других случаях меру наказания избирал капитан. Каждый был волен делать со своим пленником, что угодно, но треть выкупа, если он предусматривался, обязан был передать в общую кассу. Строго запрещалось насилие над замужней женщиной. Связанные общей целью пираты обязывались помогать друг другу, как компаньоны. Эти условия являлись обязательными для выполнения всеми, кто их подпишет, и могли быть изменены только при согласии четырех пятых команды.

Окончив чтение, Кинг положил исписанный с обеих сторон лист бумаги на выбитое дно бочонка, и ниже последних слов вывел: «Сэлвор». Ирландцу было интересно, кто из беглецов решится первым поставить подпись и, к немалому удивлению Сэлвора, им оказался Джо Гарнер. «Малыш» спокойным и уверенным шагом человека, окончательно решившего для себя этот вопрос, подошел к бочонку и аккуратно вывел свои имя и фамилию. Вслед за ним один за другим подписались все, кто решил начать карьеру морского разбойника.

После этого пираты избрали командиров. На кандидатуру старшины единодушно выдвинули Нэда Галлоуэя, его рекомендовал Кинг, понимая, что трудно подобрать для этой должности более подходящего человека: туповатого, но способного и исполнительного, прекрасно знающего морское дело и умевшего держать команду в «ежовых рукавицах». О штурмане не спорили: опыт и искусство Джона

Скарроу признавались безоговорочно. Сэлвор предложил и человека на место плотника — Эндрю Байлерна, что удивило многих, однако он, действительно, был хорошим плотником, что было известно еще на Нью-Провиденсе, и поэтому большинством голосов эту должность признали за ним.

Главным канониром предлагали Огла и Рэда, но Фоли отказался в пользу друга и, таким образом, был избран Огл Блэрт. Труднее обстояло дело с боцманом, на это место предлагали многих, пока Джон Скарроу не назвал Элдерола. Опытный глаз старого морского волка подметил в нем задатки хорошего боцмана, а Кинг знал, что Джон редко ошибается, поэтому поддержал старого товарища, и Роберт был избран боцманом.

Убраны письменные принадлежности, на дно бочонка легли перекрещенные пистолет и кинжал, а рядом нашлось место для Библии. Новоявленный пират подходил к бочонку, опускался на колено, водружал на оружие правую руку и клялся соблюдать пиратские обычаи и подписанное шасс-парти, после чего целовал достаточно потрепанную книгу. Когда этот ритуал был закончен, команда распила бочонок рома на ахтердеке фрегата, названного по предложению Кинга «Вэнгард».

Ближе к вечеру Сэлвор разыскал Прайда, чистившего клинок.

— Я слышал, ты неплохо рисуешь?

— Есть грех, — улыбнулся Кэтлинд. — В детстве любил и потом пытался.

— Хорошо, — сказал Кинг. — А ты не замечаешь, что у нас кое-чего нет?

— Кажется, все на месте, — сказал Прайд. — Пушки, якоря, паруса… — Он поднял голову вверх, и тут его осенило. — Флаг!

Капитан одобрительно улыбнулся.

— Вот и нарисуй его!

— Но на чем? — спросил Прайд, и тут же спохватился: —

Парусина. Но чем выкрасить?

— Пойдем! — сказал капитан. — Сэлвор и Прайд последовали в каюту капитана. — В местных водах обычно поднимают красный флаг — эта традиция идет от французских буканьеров называвших свои полотнища «веселый красный». Поэтому возьми! — И Кинг протянул Кэтлинду кусок темно-красного шелка размером не меньше блинда. — Полагаю это подойдет!

— А не слишком дорого будет?

— Ничего, такого добра у нас будет еще много. Бери!

Через час на шелке белели перекрещенные клинки.

Кинг и Кэтлинд подняли полотнище и понесли его со шканцев на корму, где укрепили на флагштоке. Ветер дохнул на ткань, расправляя ее складки, а затем надул ее, как парус, в воздухе угрожающие затрепетал зловещий символ насилия, но, глядя на него, Кинг чувствовал, как его грудь наполняет какое-то радостное чувство, вырвавшееся из легких ирландца в крике «Йя-хо-хо!»

Тортуга

Карибское море издавна привлекало искателей приключений и авантюристов всех мастей. Эти берега с золотыми отмелями и стройными пальмами были излюбленным местом отдыха и засад многих волков, промышляющих в благодатном краю, согреваемом яркими лучами тропического солнца. Вначале это был дворянин, человек голубой крови, действовавший зачастую на свой страх и риск. Он сражался вдохновляемый патриотизмом, хотя всегда изъявлял готовность взять свою долю из награбленной добычи. Спустя время просторы Кариб бороздили уже целые флотилии. Их многочисленные команды подчинялись ими же выработанному уставу и своим лихим капитанам, под предводительством которых они проводили крупные, хорошо спланированные операции, приводя в трепет жителей побережья.

Веком позже, когда поток ценностей, перевозимых морем, несколько уменьшился, появились пираты-одиночки, настоящие морские хищники, отличавшиеся изобретательностью и неуловимостью. Это были моряки старого закала, умеющие подчинить все своей воле и поэтому, наводя страх, они вызывали уважение. Пришедшие им на смену были просто бандитами, не признающими никаких законов, кроме закона вольного грабежа и справедливого дележа.

Во времена, описываемые здесь, пиратство в этом регионе шло на убыль — медленно, но верно. Некогда грозные флотилии флибустьеров уходили в прошлое вместе со своими знаменитыми капитанами и адмиралами милостью «Веселого Роджера». Многие исчезали в бурных водах теплого моря, сраженные сталью или свинцом, часть перешла на службу к монархам различных государств, охотно принимавших «джентльменов удачи». Те, кто не желал порывать со своим прошлым, примыкали к отчаянным сорвиголовам, поднимавшим разбойничий флаг и объявлявшим войну любому кораблю, встречавшемуся на их пути. Некоторые ушли на покой, но большинство продолжали досаждать колониям. Губернаторы иногда объединяли свои усилия в борьбе с морским разбоем, и это нередко приводило к частичным успехам. Но, несмотря на принимавшиеся меры, пираты и флибустьеры продолжали оставаться грозной опасностью на всех морях, в том числе и на Карибском. По-прежнему они бороздили воды, разыскивая или подстерегая свои жертвы, объединяясь для налетов на мирные поселения, захватывали ценности, сражались с посылаемыми против них кораблями. По-прежнему они имели тайные и явные стоянки и базы, и еще сильны были вольные пиратские республики. Следует отметить, что исследователи не балуют своим вниманием пиратские сообщества, исследуя проблемы утопического социализма. Между тем, общество морских разбойников, как корыстно оно ни было, оставалось наиболее демократичным, не признававшим сословных различий и привилегий, рожденных золотом и властью, и было наиболее удобной почвой для рассады идей о всеобщем равенстве и братстве. Они имели хождение среди неоднородной массы пиратов, и нередко эти Миссоны и Карачиоли объявляли целью своей жизни перемену существующего строя.

Пират того времени, англичанин или француз, Морган или Грамон, считался достойным человеком, и правительство порой поощряло его действия, если они проходили в русле проводимой политики и он воздерживался от поступков, способных потрясти людей семнадцатого века с их загрубелой совестью. Нередко они были набожные и придерживались канонов, установленных христианской церковью.

Так, Соукис по воскресным дням выбрасывал за борт игральные кости и карты, а Дэниэл застрелил в церкви человека за богохульство и потом долго молил господа простить его гордыню.