Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень
Шрифт:
Очутившись на палубе, я с облегчением вздохнул: «Наконец–то на флотилии!»
Корабль произвел на меня отличное впечатление. Гибкие, как бы устремленные вперед обводы, слегка опущенная корма и приподнятый нос, мощная, скошенная к корме труба, открытый всем ветрам ходовой мостик, марсовая бочка на фок–мачте, гарпунная пушка на носу, натянутый, как струна, переходной мостик — все создавало впечатление, что корабль хотя и небольшой, но, видно, ходкий и маневренный. Он не был похож ни на рыболовный траулер, ни на сейнер, на которых я плавал в Баренцевом море…
Отдышавшись,
Я подтвердил, что действительно прибыл на «Анадыре», но никакого Кирибеева не видел.
— Значит, вы отлеживались в каюте, — сердито сказал матрос. — Не такой Степан Петрович человек, чтобы его не заметить. Идемте!
Матрос подхватил мой чемодан и куда–то меня повел.
Не успели мы сделать и двух шагов, как на палубе появился кок — полный мужчина в белом колпаке и довольно грязном фартуке. Он прижимал левой рукой к рыхлому животу судок, а правой что–то взбивал в нем; пахло ванилью и корицей. Бесцеремонно разглядывая меня, он спросил матроса:
— Жилин! Ну что?
— Что «что»? — с досадой отозвался матрос.
— Ничего «что», — ответил кок, надув щеки. — Я говорю: капитан где? Может быть, я зря ишачу?
— Ишачь, тебе полезно, — сказал Жилин.
Кок подмигнул мне, словно хотел сказать: «Что поделаешь с этим грубияном!» — и бочком просунулся в дверь камбуза.
Матрос откинул носком сапога кусок ветоши с палубы, ворча:
— Зарос наш «Тайфунчик» по уши. Уж Степан Петрович не допустил бы…
Жилин привел меня в крохотную кают–компанию и сказал, что сейчас позовет штурмана Небылицына, который пока исполняет обязанности капитана «Тайфуна».
Несколько минут я провел в одиночестве, разглядывая висевшие на стенах картины; на них были изображены различные моменты охоты на китов. Наконец в кают–компанию вошел высокий худой человек с золотыми нашивками на кителе. Он снял морскую фуражку, оправил гладкие, расчесанные на пробор черные с синеватым отливом волосы, оглядел меня, затем вынул из кармана серебряный портсигар с литой фигурой русалки на крышке, не спеша раскрыл, достал сигаретку, захлопнул, двумя пальцами вытащил из карманчика серебряную зажигалку, закурил и наконец представился:
— Старший помощник капитана Небылицын… По существу капитан, поскольку официально капитана до сих пор нет. Вам не посчастливилось познакомиться на «Анадыре» с товарищем Кирибеевым? — Небылицын, не дожидаясь моего ответа, добавил: — Двое суток болтаемся без толку в ожидании товарища Кирибеева… По его милости три года «Тайфун» вообще без начальства. Шесть капитанов — и все временные. А по сути все три года за всех отдувается ваш покорный слуга… Вы первый раз в море? — спросил он неожиданно.
Я ответил, что не впервые.
— Морской болезни не подвержены?
Я пожал плечами.
— Привыкните, — сказал он, сбрасывая пальцами пепел.
Разговор не вязался; мне хотелось, чтобы кто–нибудь вошел и освободил нас от ложно понимаемой вежливости — поддерживать ненужную болтовню. С берега
— Хорошо, молодцы! Спасибо, что не забыли…
— Кажется, прибыл! — Небылицын вскочил со стула, быстро смял в пепельнице сигарету и вышел на палубу.
Вскоре и я увидел капитана: в кают–компанию, подгибаясь под дверной бимс, вошел… мой сосед по «Анадырю». Да, это был он! Именно с ним я провел семь суток в одной каюте.
— Ну вот я и дома! — сказал он и с этими словами снял новенькую фуражку с большим лаковым козырьком и тяжелой золотой эмблемой и бросил ее на стойку буфета. — Входите, товарищи!
В кают–компанию вошли несколько человек. Капитан Кирибеев по очереди стал здороваться со всеми.
Когда очередь дошла до меня, капитан Кирибеев как ни в чем не бывало посмотрел мне в лицо, назвал себя и, как будто видя меня впервые, протянул руку. Я подал ему свою. Он крепко сжал ее. Наши глаза встретились. Его зрачки чуть–чуть расширились, и, как мне показалось, в них блеснула усмешка. Губы шевельнулись, словно он хотел что–то сказать, но раздумал.
Он заговорил с механиком — рослым, сутулым человеком с покатыми плечами, седой головой и на диво черными, похожими на маслины глазами. Кирибеев подробно расспросил его о машине, затем присел к столу, вытащил из кармана знакомый мне непромокаемый кисет и коротенькую трубочку.
— Так, — сказал он, — прошу быть в полной готовности. — Он посмотрел на часы и объявил: — В полночь выходим в море.
Механик первым взял свою фуражку. За ним последовали остальные. Набивая трубку, капитан Кирибеев спросил, не глядя на меня:
— Значит, Вериго—Катковский не приехал?
Я объяснил, что случилось с профессором.
— Жаль! Очень жаль! — сказал Кирибеев. — Как же он нужен здесь теперь!.. Большое дело мы задумали… Жаль!.. А вы вместо него?.. Кстати, профессор…
— Я не профессор, — сказал я.
— Э, не все ли равно… Будете когда–нибудь.
Я ждал, что он скажет дальше, но капитан словно забыл обо мне.
Я с удивлением смотрел на него. Сейчас передо мной был совсем другой человек: чисто, до глянца выбритый, бодрый, свежий, стройный и красивый настоящей мужской красотой. На его лице не было и следа усталости. Темно–синий форменный костюм с двумя рядами блестящих пуговиц и с золотыми шевронами на рукавах сидел на нем превосходно.
Выколотив трубку, он встал из–за стола и сказал:
— Ваша каюта рядом с гарпунером. Располагайтесь, отдыхайте!
И вышел на палубу.
3
Капитан Кирибеев объявил аврал. Он любил не только порядок, но и блеск на корабле, а «Тайфун» за время хозяйничания штурмана Небылицына был сильно запущен.
Всюду — на палубе, у гарпунной пушки, у лебедок под переходным мостиком — действовали китобои. На всех были высокие промысловые сапоги, похожие на ботфорты. Лица у китобоев коричневые, словно выдубленные; весной на Камчатке солнце так светит, что люди быстро загорают, как индейцы.