Капитан Коко и Зеленое Стеклышко
Шрифт:
Полицейский с подушкой очнулся, открыл глаза и пузатый усатый господин. Он заорал громче прежнего:
— Связать, запереть, не выпускать!
И вот с грохотом, звоном полицейские поволокли меня и петуха куда-то вниз по крутой лестнице, а сундук остался наверху.
— Мы вам покажем, — пыхтел один полицейский.
— Мы вам устроим, — шипел второй и дышал на меня чесноком.
Но я думал только о том, чтобы не обронить Зелёное Стёклышко, зажатое
Железные ступени лязгали под сапогами полицейских. Гулкое эхо испуганно металось в лестничной клетке. По всему было видно, что нас тащили в тюрьму.
Я кричал в похожее на пельмень ухо полицейского:
— Мы будем жаловаться! Мы будем жаловаться! Пустите…
Но мимо проносилась только глухая каменная стена, а сам я лежал вниз животом на плече разгневанного стража. И вдруг я почувствовал себя свободным. Меня никто не держал.
Оказывается, пока я кричал о справедливости, капитан Коко ловко извернулся и клюнул своего охранника в глаз. Тот ойкнул и выпустил петуха из рук. Второй полицейский бросился за петухом и выпустил меня.
И впереди орущих полицейских мы ринулись вниз по лестнице.
Коко — лётом, я — вприскочку через три ступени.
И лестница теперь уже не грохотала, а звенела от моих прыжков! Её железные ступени радовались нашей удаче!
Лестница желала нам свободы, а вот и распахнулась дверь на широкую шумную площадь…
Теперь мы были не одни! Горожане помогут нам!
Но что это? Высоченный дворец-башня, откуда мы выскочили, был окружен франтовато разодетыми, гладко выбритыми, разутюженными зеваками. Одни из них гордо восседали и никуда не ехали в своих собственных автомобилях; другие, пешие, теснились на тротуарах, заглядывали в нижние окна дворца и, разинув рты, вздыхали:
— Ах, там шикарная люстра в тысячу килограммов весом!
— Ах, там ночная посудинка с серебряной крышечкой…
— Ох! Сервант из бим-бам-бонской ели! Вот и нам бы такой!
— Ну надо же! Ну надо же! Вот живут же люди…
Ну а мы-то что могли ожидать от такой публики? Ровным счётом ничего. Все тут были прихвостнями господина-усача, и мы с петухом постарались проскользнуть мимо них. Потому что стук полицейских сапог раздавался уже совсем рядом.
Но кривой полицейский не мог теперь мчаться быстро, прямо: его то и дело заносило в сторону. А полицейский с подушкой забегать вперёд не хотел. Он желал сохранить оба глаза.
И всё ж, когда полицейские выскочили на улицу и стали кричать: «Держи их!» — наши дела обернулись неважно.
Все зеваки, пешие и на автомобилях, кинулись в погоню за нами.
Теперь мы мчались узкой, как ущелье, улочкой и никуда не могли свернуть. Слева и справа темнели витрины запертых магазинов, а сзади орала, свистела, улюлюкала погоня.
Лишь впереди было пусто. Там лежали угрюмые тени домов-сосулек да таращилась в небе ночная жёлтая луна. Она, должно быть, думала: «Теперь двух этих маленьких букашек внизу может спасти только чудо»…
Глава пятая
ЧУДЕСА В ПОДВАЛЕ
А потом стало ещё хуже!
Впереди
Тарахтя мотором, он встал поперёк узкой улицы.
Он заткнул улицу надёжней, чем пробка затыкает бутылку.
— Западня! — вскричал я и заметался туда-сюда.
— Ловушка! — ахнул петух и шлёпнулся на тёплый асфальт.
Но мотор катка смолк, вдруг послышалось:
— Ребята, сюда! Ко мне!
За рулём сидел Машинист в синем комбинезоне. Его лицо блестело от машинного масла. Он попыхивал сигареткой и улыбался. Он перетащил нас на другую сторону катка и шепнул:
— Впереди люк! Ныряйте в него. Да не забудьте прихлопнуть за собой крышку. А я задержу погоню.
Недалеко от катка в самом деле зиял раскрытый люк. Мы проскользнули туда, и в это время вой погони утих. Автомобили зевак и полицейские наткнулись на тяжёлый дорожный каток.
Мы захлопнули за собой крышку люка, по пыльному жестяному жёлобу съехали вниз и очутились в самой настоящей пекарне. Там дышала жаром большая электрическая печь, горой высились мешки с мукой. Жёлоб, по которому мы въехали в пекарню, был сделан как раз для того, чтобы спускать сюда мешки с мукою.
Румяный курносый Пекарь с кудрявой бородкой месил тесто, нас пока ещё не видел.
Тесто вздыхало, пучилось, лениво переваливалось по доске, а Пекарь поддавал ему ладонями под бока, напевал:
Нет работы веселей,Чем у нас, у пекарей!Нам везде почёт и местоПотому, что месим тесто,Потому, что мы в печиПечь умеем калачи!Пекарь притопнул, присвистнул, хотел пуститься вприсядку, но раздумал и только добавил:
А ещё мы преотличноПечь умеем хлеб пшеничный,И за это всех подрядЛюди нас благодарят!Пока звучала песенка, в подвал откуда-то проникла оса. Она подлетела к Пекарю и стала жужжать у него над ухом.
— Ну тебя, Зиньзелла, — добродушно отмахнулся Пекарь. — Вечно ты со своими выдумками!
Но оса упрямо кружилась на одном месте, продолжая жужжать. Тогда Пекарь обернулся, увидел нас и от удивления развёл руками. Тесто бухнулось на пол.
— Ты права, Зиньзелла. У нас гости! Коко и я сидели возле жёлоба, всё ещё не могли отдышаться.
— Откуда вы, друзья? — спросил Пекарь и подошёл к нам. От него пахло тёплыми булками и ванилью. Его голос был таким же мягким и приветливым, как у нашей бабушки.
— Мы оттуда… — показал я на люк. — Нас прислал Машинист Дорожного Катка.
— Так, значит, на самом деле за вами гонятся полицейские и Машинист задержал их?! Значит, это правду нажужжала мне матушка Зиньзелла?! — всполошился Пекарь. — А я-то, глупец, подумал, что она шутит!
— Какие тут могут быть шутки! — хмуро прозвенела оса, а Пекарь зашагал туда-сюда, начал смотреть по сторонам.
— Нужно что-то решать… Надо куда-то вас укрыть… Придумал! — хлопнул он себя по лбу— Петух залезет в пустую квашню, а мальчик оденется пекарёнком.