Капитан Невельской (др. изд.)
Шрифт:
читала Нелли.
В этот вечер казалось, что все приобретает какое-то особенное значение.
— Молчанов-то — губернаторский любимчик, — сказал миллионер Кузнецов, наклоняясь к капитану, — съесть хочет девчонку… Слетаются, как воронье…
В самом деле, Молчанов, откинувшись в кресле, впился взором в Нелли.
«Молчанов ухаживает за ней? — подумал Невельской. — Дети несчастных стариков! Нелли, Трубецкие — и тут же все чиновники». Капитану казалось сейчас, что и Катя ребенок, что она этим детям ближе, чем ему. Сестра, кажется,
«Неужели и я стар? Неужели для меня может существовать только деятельность, открытия, общество таких же, как я… Может быть…»
А Екатерина Ивановна ему весело улыбнулась, потом сделала комически серьезное лицо, потом стала по-настоящему серьезной и, наконец, запела…
«Она ангел, ангел! — думал он. — Все в ней прелестно!»
К уху капитана опять наклонился Кузнецов:
— Хороша девица! А вот сестра у нее — с характерцем. Вот уж кому-то кислица снится…
— Что вы, Евфимий Андреевич, мешаете слушать, — ответил ему капитан с досадой.
Тот махнул рукой.
— А как с Геннадием Ивановичем они поют! — заметила Варвара Григорьевна. — Геннадий Иванович исполняет дуэт с Катей, а Саша аккомпанирует, и такая прелесть получается!
Все стали просить Невельского спеть. Ему не хотелось.
Саша заиграла, Екатерина Ивановна опять подошла к роялю и взглянула на капитана, но тот не трогался с места, пока не настала пора вступать.
Когда, душа, просилась ты Погибнуть иль любить… —вдруг подымаясь и как бы пылко беседуя с Катей, запел он. Голос у него приятный, мягкий. Никому сейчас не пришло бы в голову, что эта глотка орала в трубу и от ее звуков, как одурелые, метались матросы.
Глаза Екатерины Ивановны засияли, потом она взглянула на него пристально и глубоко, но сразу же перекинула взор на ноты, но тут же, опять обернувшись к нему, быстро вошла в роль. Оба сильных голоса сплелись…
Зачем вы начертались так На памяти моей, Единой молодости знак, Вы — песни прежних дней…— Да вы, господа, прекрасная пара! — шутливо сказал Сергей Петрович, когда раздались дружные хлопки. — Вам так и следует петь вместе!
— Где это они успели так спеться? — спросил Молчанов у Струве.
— У вас голоса прекрасно подходят друг к другу, — сказал старый чиновник-сибиряк с моржовыми усами, которому все эти вечера и нежное пение очень нравились.
Все стали просить Екатерину Ивановну спеть что-нибудь русское.
Катя взяла несколько сильных аккордов.
Моего ль я знаю друга… —начала
Потом Нелли пела романсы, потом вместе с Катей — дуэт. Успех Нелли был самым шумным.
Гости уехали. Муж и жена прошли в маленькую дверь.
Черные глаза Марии Николаевны выразили ужас.
— Я жду гибели, гибели! — прошептала она.
— Успокойся, мой друг! — сказал старик по-французски, но руки его затряслись.
Разговор происходил в одной из тех комнаток-закоулков, которые расположены были сбоку от прихожей.
— Успокойся, Невельской выложил мне все секреты с ведома Николая Николаевича. Конечно, она действительно больна, возьми себя в руки. Меня тревожит твое состояние…
— Меня мучает их будущее!
— Рано, рано! Зачем? Она ребенок!
— Она ничего не будет знать еще год или два, но пусть будет так. Если Молчанов попросит ее руки — я не откажу.
Большие глаза князя округлились и выразили гнев.
— О боже! — прошептал старик.
— Я не хочу гибели! Пойми!
Мария Николаевна резко повернулась и вышла. Мысли о том, что ждет детей, приводили ее в отчаяние. Все эти веселые вечера, сам этот богатый дом, угощения, балы — только для того, чтобы люди покровительствовали ее детям, чтобы ввести их в то общество, к которому они принадлежат по рождению. Она знает — они умны, способны, могут быть полезными людьми. Воспитание, преданность народу… Но теперь, когда раскрыт заговор петрашевцев и вся Россия в ужасе, сердце Марии Николаевны трепещет. Малейшего колебания Николая Николаевича достаточно, чтобы погубить детей, закрыть им пути. Иногда ей кажется, что детей отнимут, погубят, что у них нет будущего.
В юности она не страшилась своего горя, но грядущее горе детей приводило ее в ужас. Она знала, каков злодей Николай, как он мстителен, он не упустит случая… Злодей попробует издеваться над детьми, заглушит в них все, все…
Глава тридцатая
ВАСИЛИЙ СТЕПАНОВИЧ
Василий Степанович Завойко, еще осенью проводивший генерал-губернатора по новой аянской дороге и возвратившийся из Якутска к себе в Аян, был сильно озабочен.
Первое, что решил он, — нельзя позволить подорвать того, что сделано.
«Я еду на Камчатку и готов трудиться на пользу отечества. Первые действия на Амуре начаты мной по повелению Компании. Все, что здесь начато, Компания может довести до конца. А тут вдруг этот Невельской!»
Завойко объявил жене, что не желает мириться с происками и подкопами, которые подводит под него Невельской.
— Что же ты хочешь сделать? — спросила Юлия Егоровна. — Где твои доводы?