Капитан Сатана или приключения Сирано де Бержерака

Галле Ле

— Но ведь ты и так все угадал, к чему же этот вопрос?

— Неужели ты действительно любишь ее? — удивленно спросил Бен-Жоэль.

— Да, люблю!

— Но к чему это приведет?

— Ни к чему!

— Чудной ты, право! А как же Зилла?

— Что — Зилла?

— Разве ты не заметил ее мучений?

— Каких мучений? — спросил Мануэль, с удивлением взглядывая на своего собеседника.

— Очень понятных, она привыкла к мысли быть твоей женой, ведь это была воля моего отца, и теперь бедняжка до безумия ревнует тебя к этой крале!

— Ты ошибаешься. Ничего

подобного не могло ей прийти в голову, и она никогда не любила меня! — возразил Мануэль с досадой, прибавляя шагу и присоединяясь к Зилле, чтобы прекратить неприятный разговор с Бен-Жоелем.

Между тем Сюльпис Кастильян, согласно приказанию Сирано, все время незаметно следовал за оригинальной тройкой.

— Ну и какого черта надо ему от этих жуликов? — бормотал он с досадой.

Вопреки ожиданию Кастильяна, музыканты не остались на Новом Мосту, а, миновав его, направились к Несльским воротам; пройдя еще несколько шагов, они очутились в том квартале, где ныне находится аристократическое Сен-Жерменское предместье. Здесь все трое скрылись в воротах старого нищенского дома.

Кошелек Роланда, поднятый Бен-Жоелем, был настолько увесист, что он решил на этот по крайней мере день не утруждать больше ни себя, ни своих товарищей. Вообще они уже привыкли к этой жизни изо дня в день, без заботы о будущем.

Сюльпис Кастильян долго стоял у ворот старого дома в ожидании появления музыкантов, наконец, убедившись в том, что это была их квартира, спокойно побрел домой.

Вероятно, нетерпение Бержерака было очень велико, так как на следующее же утро, хорошенько расспросив адрес у Кастильяна, взяв шпагу и захватив с собой какую-то коробочку, вынутую из ящика, он направился к квартире Мануэля.

Дом, который был точно описан Кастильяном, Сирано сразу узнал. Это был «Дом Циклопа», как называла его вся учащаяся молодежь, переполнявшая квартал.

Он представлял собой высокое, узкое здание, построенное из толстых бревен и покрытое штукатуркой, уже обвалившейся во многих местах. Сбоку виднелась низкая, обитая железом дверь, наверху же, под покатой крышей, покрытой мхом и длинными ползучими растениями, спускавшимися вниз, заметно было единственное запыленное, тусклое окно. Отсюда сквозь старинные, оправленные в олово стекла по вечерам проникал на улицу какой-то странный красноватый свет. И действительно, это единственное красное окно, вырисовывавшееся на темном фоне дома, сильно походило на глаз Циклопа. Поэтому школьники, большие охотники до мифологических сравнений, и прозвали это огромное мрачное здание «Домом Циклопа».

Мирные граждане со страхом посматривали на это, по их мнению, таинственное строение, бывшее убежищем каких-то привидений, колдунов или по крайней мере фальшивомонетчиков и убийц.

Но Сирано, незнакомый с чувством страха, смело постучался в низкую дверь. Долго ничего не было слышно, наконец на деревянной лестнице раздались тяжелые шаги, дверь отворилась и на пороге появилась желтая и сморщенная, как печеное яблоко, старуха. Сквозь

узкую щель, которую она старалась сделать еще уже, Сирано разглядел какое-то тряпье, развешанное по стенкам, какие-то полуразвалившиеся нары у круглого грязного стола и над всем этим едкий смрад неряшества и нужды.

— Чего вам? — спросила старуха.

— Мне бы хотелось поговорить с одним молодым человеком, который живет здесь.

— С молодым человеком? У нас их целых десять! Вам кого же именно надо? — хрипло смеясь, проговорила старуха.

— Мануэля! Кажется, его так зовут.

— А, Мануэль, да, такой есть у пас!

— Где же он?

— Он вышел с Зиллой и Бен-Жоелем.

— Где же мне искать его?

— А, вероятно, на Новом Мосту!

— Благодарю вас! — сказал Сирано, всунув в худую сморщенную руку старухи деньги, затем, мельком взглянув на высовывавшиеся из-за нее весьма подозрительного вида физиономии, направился к Новому Мосту.

Было всего лишь десять часов утра, а у моста уже сновала густая шумная толпа. Особенно сгустилась она у рва Несльских ворот, где помещался театр марионеток.

Этот театр принадлежал знаменитому Жану Бриокки, или Бриоше, составившему себе довольно гром, кое имя.

Из театра доносились глухие звуки музыки. Вдруг в дверях показался сам директор в сопровождении своего товарища Виолена. При виде своего любимца толпа моментально притихла и замерла в ожидании чего-то интересного.

— Милостивые государи и государыни, прежде чем поднять занавес, я предложу вашему уважаемому вниманию нечто весьма интересное! — начал тот, произнося слова с сильным итальянским акцентом. — Например, приключения горбатого шута, прелестное бесподобное зрелище, прекрасное средство против ипохондрии! — вставил Виолен.

Взрыв гомерического хохота заглушил его слова.

— Вероятно, вы уже слышали кое-что о моей обезьяне, Фаготене, этом чуде из чудес?

— Да, да, слышали! Фаготен, Фаготен! — заорала толпа, развеселившаяся под впечатлением этого предисловия.

— Итак, господа, я покажу вам это чудо даром, совершенно даром, как показывал вчера, как покажу и завтра! — продолжал оратор.

По данному знаку Виолен исчез и вскоре вернулся, ведя за руку комично одетую обезьяну, выступавшую с уморительной важностью рядом с ним.

— Это он, браво, Фаготен, браво! — смеясь, кричала толпа.

Нужно пояснить, что обезьяна изображала настоящую карикатуру Бержерака. Эта комическая копия фигуры, костюма и гордой походки поэта стоила Бриоше немалых трудов.

«Обезьяна, — как говорит сам герой нашего романа, — была толста, как амьенский паштет, ростом почти с человека и чертовски смешна, Бриоше украсил ее старой вигоневой шляпой с большим пером, еле закрывавшим ее дыры и заплаты; па шею он пристегнул шутовской воротник и, наконец, дополнил весь костюм модным кафтаном с шестью складками, сплошь зашитым блестками и тесьмами».

— Что, каков молодец?! — крикнул Бриоше, принимая участие в общем веселье.

— Вперед, Неустрашимый! Доброе утро, Капитан Сатана, Победитель силачей, забияка, хвастун! Покажи же нам свое мастерство! — кричал он.