Капитуляция
Шрифт:
— Повторяю в последний раз, милорд, я никуда не поеду с вами.
Лукас в два шага пересек разделявшее их небольшое расстояние. Его четкая, немного напряженная походка показалась ей особенно угрожающей. Одним пальцем Лукас вздернул подбородок Виктории и заставил ее взглянуть ему в глаза. Встретившись с его взглядом, Виктория вздрогнула, словно от пронзительного холода. В его глазах сверкала сильная, все побеждающая воля.
Внезапно Виктория поняла, почему мужчины следовали за Лукасом в бои и почему все слуги в доме движутся сегодня так быстро и осторожно.
— Виктория, — произнес Лукас, — мне кажется,
— Я не собираюсь выслушивать приказы ни от вас, ни от кого-либо еще.
— Придется. К счастью или к несчастью, у тебя есть теперь муж, и этот муж собирается выехать через, — он бросил взгляд на часы, — через тринадцать минут. Если к этому времени ты еще не переоденешься в дорожное платье, я усажу тебя в карету в любом, даже самом неприглядном виде. Теперь все ясно, мадам?
Виктория коротко вздохнула, понимая, что выполнит все его указания.
— Сила на вашей стороне, милорд, — уничтожающим тоном произнесла она, — и как все мужчины, вы без раздумий пускаете в ход хлыст.
— Уверяю тебя, я никогда не пущу в ход хлыст против тебя, Викки, о чем тебе прекрасно известно. А теперь не испытывай мое терпение. Осталось меньше двенадцати минут.
Виктория повернулась и выбежала из комнаты.
Путешествие в глушь Йоркшира оказалось самым долгим в жизни Виктории. В пути она почти не видела мужа. Лукас большую часть времени предпочитал ехать рядом с каретой верхом на своем Джордже, нежели иметь дело с дурным настроением Виктории. По ночам она спала в одной комнате с Нэн, а Лукас снимал другую комнату для себя и своего лакея. Встречались они за столом, молчали или разговаривали с ледяной любезностью.
К тому времени когда они добрались до Стоунвейла, настроение Виктории ничуть не улучшилось. Она подозревала, что Лукас тоже сердится, хотя и довольствуется тем, что просто не обращает на нее внимания, пока она не начинает капризничать.
Первое впечатление от Стоунвейла было не слишком обнадеживающим. Не требовалось даже ее обширных знаний в области ботаники и садоводства, чтобы понять: летний урожай будет ниже среднего. Все, что видела вокруг себя Виктория, носило отпечаток безнадежного уныния, начиная от обветшалых фермерских домиков и кончая отощавшей скотиной в полях.
Даже витрина деревенской лавочки пустовала, напоминая о бедности и запустении, нависших над этим краем, словно мрачная туча. Виктория нахмурилась при виде стайки детей, возившихся в грязи. Они были одеты в отрепья, достойные лондонского уличного мальчишки.
— Это непростительно, — пробормотала она, обращаясь к Нэн, — земля заброшена, из нее выжали все и оставили умирать.
— Думаю, милорду предстоит много работы, — осторожно произнесла Нэн. Она уже знала, как хозяйка относится к мужу. — Он и впрямь будет достоин своего титула, если сумеет вернуть жизнь в эти края.
— Да, конечно, — мрачно согласилась Виктория. «Но для этого ему понадобятся мои деньги», — добавила она про себя. Впервые
Если бы она, Виктория, была призвана возродить эту землю, как бы она отнеслась к необходимости брака ради денег? Она задавалась этим вопросом и не находила на него ответа. Быть может, она поступила бы точно так же, как и Лукас. По словам леди Атертон — черт бы ее побрал! — каждый человек делает то, что он должен.
Однако эта мысль ничуть не заставила Викторию смягчиться по отношению к Лукасу. Она понимала теперь, что ему необходимо было жениться на богатой невесте, но не могла ему простить, что он выбрал именно ее и хитростью завлек в этот брак. Ведь он мог бы найти добычу, которая сама охотно пошла бы в его сети, стоило только поискать среди светских дам и девиц. Всегда найдется такая, которая согласится обменять свое состояние на имение и титул.
— Красивый дом, правда, мэм? — восторженно проговорила Нэн, высовываясь из окна и вглядываясь в огромный замок Стоунвейлов. — Жаль только, что парк и сад так запущены. Совсем не то, что в имении у леди Неттлшип.
Виктория тоже выглянула в окно, хотя она и клялась себе, что сохранит надменное хладнокровие по отношению ко всему, что связано с родовым гнездом Стоунвейлов.
Служанка оказалась права. Замок производил грандиозное впечатление. Величественное каменное здание поражало своей красотой. Широкие ступени парадного крыльца спускались в мощеный дворик. К дому вела широкая подъездная дорога, огибавшая большой фонтан. Сухое дно бассейна устилали камни — видимо, фонтан давно умолк.
От дома веяло тем же безнадежным унынием, что и от деревни и окружавших ее полей. Карета остановилась, Виктория мрачно посмотрела на ожидавшее ее жилище. Как это не похоже на ухоженный, удобный, роскошный мир, в котором она жила до сих пор.
Лукас вручил груму поводья своего жеребца и подошел, чтобы проводить Викторию вверх по ступенькам крыльца в дом.
— Как видишь, — тихо сказал он ей, — здесь многое надо сделать.
— Совершенно справедливое замечание, милорд, — проворчала она.
Виктория чувствовала легкое головокружение.
— Я хотел бы, чтобы мы сделали это вместе, Викки. Стоунвейл принадлежит нам обоим. Это теперь не только мой дом, но и твой. Здесь будут жить наши дети.
При этих словах она содрогнулась, вспомнив наставления Джессики Атертон: «Если ты не испытываешь настоящих чувств к Лукасу, подумай, как это все тяжело ему. Ведь он должен еще получить от тебя наследника».
Виктория постаралась придать своему лицу равнодушное выражение, но она знала, что Лукас заметил эту мгновенную вспышку гнева, — его лицо вновь посуровело:
— Я познакомлю тебя со слугами. Их пока мало. Дворецкого зовут Григгс. Он приехал из Лондона. Экономка — миссис Снит. Она из деревни.
Усталая после долгой дороги, расстроенная всем, что ей довелось увидеть в Стоунвейле, и слишком гордая, чтобы хоть чуть-чуть пойти навстречу ласковому обращению Лукаса, Виктория подхватила юбки и направилась вверх по лестнице в свою новую комнату.