Капитуляция
Шрифт:
— Во всяком случае, месть могла бы стать вполне разумным делом, которое заняло бы и мое время, и мои силы, не правда ли? — Виктория улыбнулась ледяной улыбкой и поднялась. — А теперь, с вашего разрешения, милорд, я вернусь в свою комнату и предамся дурному настроению. Сколь ни разумны ваши доводы, я еще не перестала оплакивать себя.
Она выбежала из столовой так быстро, что Григгс едва успел распахнуть перед ней дверь.
Лукас, полуприкрыв глаза, наблюдал, как его жена гневно покидает комнату. Когда дверь затворилась за ней, он приказал
Лукас еще долго сидел, попивая вино и размышляя, что же ему теперь делать: то ли задушить Джессику Атертон, то ли отлупить Викторию.
В общем и целом он предпочел бы отлупить новобрачную. Это гораздо интереснее: во время процедуры он мог бы любоваться ее изысканными округлостями.
В задумчивости Лукас медленно допивал в одиночестве бутылку портвейна. Вино помогало не только притупить ноющую боль в левом бедре, оно хоть немного приглушало сжигавшее его желание. После горячей и сладостной ночи, когда они предались незаконной страсти в номере гостиницы, воспоминания преследовали Лукаса, и его железная выдержка начинала изменять ему.
Он отказывался верить, что Викторию не преследуют те же воспоминания. Она так самозабвенно, так неистово отвечала на его страсть, она была так податлива, так доверчива. Проклятие, она даже сказала ему, что, кажется, влюблена в него, не было сомнений, таких слов она не говорила до него ни одному мужчине.
И до него она ни с кем не была так близка. Радость, с какой Лукас следил за невероятными чувственными открытиями Виктории, стала для него самого вершиной чувственного наслаждения.
Рисунок Strelitzia reginae уже висел на стене в его комнате возле зеркала. Он будет смотреть на него каждое утро. Лукас распорядился, чтобы рисунок распаковали в первую очередь. Понимает ли Виктория, как много значит для него этот необычный подарок?
Вероятно, нет. Сейчас она способна думать только о своей раненой гордости.
Но рисунок по-настоящему растрогал его. С тех пор как его мать умерла, Лукас отвык получать подарки, тем более от женщин. Если не считать медальона с прядью волос, который вручила ему четыре года назад Джессика.
Она вложила глупую вещицу в его ладонь в ту самую минуту, когда, всхлипывая, отказалась принять его предложение и объяснила, чего требует от нее долг. Ночью перед атакой Лукас выбросил медальон в какую-то канаву.
Допив портвейн, Лукас посмотрел на пустую бутылку. Впереди его ждала ночь. И холодная постель.
Если бы все произошло не столь внезапно, сейчас он был бы у себя в Лондоне, переодевался, чтобы в полночь вновь перелезть через хорошо знакомую ему стену сада. Его безрассудная и страстная полуночная спутница ждала бы его и новых приключений.
Теперь все переменилось. Он женился на маленькой плутовке, и теперь они должны научиться уважать друг друга. Ему не хотелось прожить всю жизнь
Виктория способна проявить участие к кому угодно, обиженно подумал Лукас, поднимаясь с кресла. Почему бы ей не позаботиться немного и о своем муже? Разве так трудно понять, что он сделал все, что мог, и выбора у него не было.
Человек, оказавшийся в его положении, обязан жениться на богатой невесте. Виктория не маленькая, должна понимать практическую сторону брака. В любом случае дело сделано, и Виктории ничего не остается, как примириться со своим новым положением и выгодно использовать его. Пора кончать с ее дурным настроением. Он больше не позволит ей ворчать.
Он не желает больше оставаться в постели один. Он женатый человек, это дает ему определенные права.
Решившись наконец, Лукас вышел из столовой и начал подниматься по лестнице. Сегодня ночью он попробует еще раз убедить Викторию, но если она вновь откажется выслушать его, найдет другой способ ее утихомирить.
Слуга Лукаса Ормсби возился в его спальне, распаковывая вещи. Он удивленно обернулся, когда хозяин вошел в комнату:
— Добрый вечер, сэр. Вы собираетесь сегодня лечь рано?
— Да, именно так. Сообщите Григгсу, что все могут ложиться спать. Мы все устали в дороге.
Ормсби кивнул:
— Будут ли какие-нибудь особые распоряжения, сэр? Обычно вас беспокоит нога после продолжительной верховой езды.
— Я только что выпил бутылку портвейна. Это должно помочь.
— Хорошо, сэр. — Вышколенный слуга двигался легко, и каждый его жест был рассчитан. — Нэн сказала мне, что леди Стоунвейл тоже отправилась отдыхать. Похоже, здесь, в деревне, у нас будет совсем другое расписание, нежели в Лондоне.
— Тем лучше. Я предпочитаю деревенскую жизнь городской суете. — Лукас рассеянно потер больную ногу. Слава Богу, больше ему не придется взбираться по этой чертовой стене. И он только рад, что ему не придется каждую ночь опасаться за жизнь и репутацию своей отчаянной спутницы, пока она будет радостно порхать из игорного дома в бордель и обратно.
Через несколько минут Ормсби ушел. Лукас подождал, пока шаги слуги затихли в отдалении, потом взял свечу и подошел к двери, соединявшей спальни. Из комнаты Виктории не доносилось ни звука. Должно быть, она уже легла, возможно, даже заснула.
Лукас тихо отворил дверь, убеждая себя, что он имеет законное право входить в спальню своей жены. Ручка двери поддалась легко. Интересно, пыталась ли Виктория запереться от него? Впрочем, он предвидел такую возможность и заранее припас второй ключ.
В комнате Виктории было темно, только слабый лунный свет проникал в окно. Видимо, Виктория любит спать, не опустив шторы, отметил Лукас. Странная привычка.
При свете луны и свечи Лукас разглядел нежные очертания тела своей жены под тонким одеялом. Он почувствовал, как вспыхнуло в нем желание.