Капкан для киллера – 1
Шрифт:
– Поясни нам, – продолжал он, – почему ты влез в разговор. У тебя что, какие-то дела к нам или к этому человеку? Я тебе вчера вечером говорил, что ищу его, беспредельщика хренова. – Конверт неприязненно взглянул на окровавленного Шмеля. – Он меня когда-то оскорбил, и теперь я хочу получить с него сполна.
– Я не знаю, почему вы на него наехали. – Свечников кивнул в сторону амбалов. – Но бить одного втроем – это не по понятиям.
– Глянь, какой грамотный: в понятия въезжаешь, – пренебрежительно процедил один из амбалов. – А ведь сам первоходом на «хату» заехал...
Свеча вспыхнул.
–
– Стоп, Свеча! – Зрачки Конверта хищно сузились, превратившись в щелочки. – А кто такой был твой брат?
– Глобус, – ответил урицкий, – Валера Длугач. Вор. Никогда не слыхал про такого?
Конверт хотел было что-то сказать в ответ, но в это время в помывочную ворвались трое ментов. Видимо, они прибежали на шум драки. Оба они – в кителях и хромовых сапогах – выглядели на фоне белоснежного кафеля, среди голых арестантов достаточно нелепо. Милиционеры, сторонясь раскаленных змеевиков, заняли позицию между недавними противниками.
– Все, время истекло, одевайтесь и по камерам, – сердито произнес старший мент, опасаясь, что баня может окончиться серьезным ЧП. – Не научились себя нормально вести – сидите грязными...
Уже в камере у Свечи состоялся долгий и обстоятельный разговор с Конвертом. Виталик деликатно и осторожно задал несколько вопросов, касавшихся покойного Глобуса. Безусловно, он проверял правдивость недавних слов Свечникова. А тот не скрывал от него почти ничего. Вкратце рассказал и о покойном братане, и о своих делах, и о неудачной курганской поездке, и, естественно, о поисках киллера Македонского, завалившего вора.
В конце беседы взгляд уркагана заметно потеплел.
– Значит, сучонка того, киллера ищешь? – В голосе Конверта прозвучали явно одобрительные интонации.
Свеча кивнул.
– Ищу. Наказать его, гниду, хочу, нутро его поганое выпустить...
– Правильно, такие вещи смываются лишь кровью. Может, я тебе чем-нибудь помогу, – медленно, обращаясь словно не к собеседнику, а к самому себе, произнес Виталик. – Меня через неделю выпускают. Как откинешься, позвони. Телефончик запомнишь?
А вечером того же дня Свечников через того же Конверта получил «маляву». Межкамерная переписка в «Петрах» была налажена отлично. Развернув запаянную в целлофан записку, арестант прочитал:
Братушка, привет, всех тебе благ!
Обращается к тебе Шмель. Хочу поблагодарить тебя за участие в моей проблеме. Я о таких вещах никогда не забываю. Спасибо тебе, брат. Хочу также ответить добром на добро: мы позавчера ехали на «стрелку» для того, чтобы вас в натуре завалить, потому что «стрелка» эта была брошена специально под тебя. Не знаю, как и зачем, но ваши старшие договорились с нашими старшими, чтобы тебя и твоих пацанов подставить. Мы должны были подвести вас под косяк, а потом достать стволы. Если бы даже у нас ничего не вышло, тебя бы все равно вальнул какой-то киллер из ваших. О последнем точно не знаю, пацаны слышали, мне уже в машине сказали. Тогда я еще не думал, что ты человек, наши старшие говорили, что
Короче, я все написал, что знаю, а уже выводы делай сам.
С уважением к тебе Шмель.
Отложив «маляву», Свеча закурил, но сигарета не пошла впрок. Поперхнувшись дымом, арестант долго и мучительно кашлял.
Да, эта записка оправдывала самые худшие подозрения.
Вспомнились и вчерашние слова Воинова: «Березовские приехали, чтобы тебя и твоих пацанов вальнуть, в натуре! Стволы мы у них в машине нашли! А отмашку на твой завал Лукины дали. Не нужен ты им больше, вот и договорились со старшими березовскими на такой прогон».
Теперь, после признания березовского бригадира, было понятно: Воинов не брал его на понт, а действительно спас, спрятав на ИВС. Правда, непонятно, для чего это ему понадобилось...
Да и Шмель не врал. Какой смысл ему было обманывать недавнего противника? К тому же это очень походило на правду: он, Свечников, набиравший в группировке авторитет, давно уже стал братьям Лукиным как кость в горле. И у них был несомненный смысл подставить человека, который в недалеком будущем мог составить им серьезную конкуренцию. Первый шаг к войне они уже сделали.
А коли так, руки у Свечи были развязаны. После скорого освобождения он решил перейти к решительным действиям: к ним подталкивало не только оскорбленное самолюбие, но и естественный инстинкт самосохранения.
Что поделать, законы бандитского мира в подобных случаях просты и суровы. Не нанесешь удар первым – можешь заказывать для себя деревянный макинтош и место на Хованском кладбище. Но первый удар, нанесенный противником неточно, с промахом, оставляет его оппоненту значительные шансы выжить и ударить в ответ.
Глава 11
Казалось, ничто не изменилось в жизни Солоника после возвращения в Афины из Италии. Все так же светило солнце над греческой столицей, пусть зимнее, но все равно ласковое и яркое, все так же плескалось синее море, наливалось голубизной небо. Саша, выходя рано утром во дворик, следил, как взъерошенные воробьи, совсем как в Москве, суетятся на бордовой черепице крыши его коттеджа.
Где-то далеко, в неком условном, словно бы ирреальном, выдуманном мире оставалась бескрайняя заснеженная Россия с ее зонами, пересылками и централами. Где-то была огромная суматошная Москва с ее бандитами, блатными и ворами в законе, ментами, РУОПом, «конторой», прокуратурой, мрачным следственным изолятором «Матросская тишина», где он, Александр Македонский, еще несколько месяцев назад ожидал суда и смертного приговора.
Перемены последних месяцев впечатлили настолько, что все чаще и чаще Македонский задавал себе вопрос: а может, всех этих страшных, странных и неправдоподобных событий в его жизни на самом деле и не было? Может быть, все происшедшее лишь приснилось ему, может быть, это случилось и не с ним вовсе, а с кем-то другим, а он, Солоник, узнав обо всем из книги или фильма, вбил себе в голову, что это и была его жизнь?!
Да и не киллер он никакой, а немолодой уже, степенный и далеко не бедный человек, решивший провести остаток жизни в тепле и неге солнечной Эллады, у желтых камней древнего Парфенона...