Капкан для лешего
Шрифт:
– Ее уважать?!
– Могута дал волю своей неприязни к Пелге.
– Кикимору захудалую?! Тварь болотную?! Да таких, как она, надо в болоте топить сразу после рождения. Как только глаза откроет, так сразу и топить!
– Я должен наказать тебя, недостойный сын вшивого трупоеда и паршивой краснозадой макаки, - как и прежде, совершенно спокойно заявил Селим.
– Но я накажу тебя не за то, что ты, облезлый шакал, предал позору свое племя леших. И не за то, что ты, низкая и подлая крыса, воруешь в своем собственном доме. Это ваши дела и они меня не касаются. Я накажу тебя за то, что ты непочтительно
Джинн подошел к лешему, и влепил ему, по правой щеке. Так влепил, что по лесу гул пошел. Потом по левой, и тут же опять по правой. Оплеухи были такими увесистыми, что даже корявый дуб, прислонившись к которому стоял Могута покачнулся.
Все это было так неожиданно, что могучий леший застыл, с удивлением глядя на джинна. И все, кто был на поляне, тоже замерли. Фроська, которая в это время раскрыла клюв, собираясь сообщить, что она "знает", так ничего и не сообщила, осталась сидеть с раскрытым клювом. Лишь какой-то простодушный моховик подал голос:
– Если так сильно по морде бить, никто воровать не станет, - глубокомысленно заметил он.
– Да, - поддержал его напарник.
– Кому понравится, если его по морде бьют.
– А-а-а!
– взревел, опомнившийся, наконец, Могута и бросился на джинна.
– Я тебя-а-а!..
Что он хотел сделать, леший так и не успел сказать, потому что сильный удар в грудь отбросил его обратно к дереву.
Такого Могута не ожидал, и счел это за неприятную случайность. Он знал, что сильней всех в Лесу. А тут притащился какой-то: худосочный джинн в полосатом халате, и с полотенцем на голове... Защитничек, у поганой кикиморы, нашелся. Он сейчас из этого защитничка блин сделает, убьет его! И леший снова бросился на джинна, зло ударил его кулачищем в левую часть груди, прямо в сердце. Такой удар крушит ребра и разрывает сердечные мышцы.
Селим выстоял, и презрительно усмехнулся.
– Он Каливару ребра сломал!
– закричала в это время Холька.
– Недоумок поганый! Куча навозная!
Могута не сводил глаз с джинна, собираясь обрушить пудовые кулаки ему на голову и покончить с противником.
А разъяренная полудница быстро поднялась с колен, прыгнула к лешему и выставив вперед руки впилась ему в лицо острыми ногтями. Холька целила в глаза, но не попала. Ногти прошлись лешему по щекам и оставили на них глубокие кровоточащие борозды. Могута одним движением руки отбросил ее. Холька упала, но тут же вскочила на ноги и опять бросилась к лешему. Ставр и Пелга схватили ее, удержали.
– Подожди,- сказала Пелга.
– Не лезь. Сема ему даст! Сема ему даст и за тебя, и за меня, и за нас всех.
Избавившись от Хольки, леший опять бросился на джинна, высоко подняв пудовые кулачища.
Селим встретил его ударом в челюсть. Могута остановился, будто уперся в скалу. Потом пошатнулся, и как-то неуверенно стал топтаться на месте, стараясь обрести равновесие и не упасть.
– Врежь ему еще раз!
– закричала Холька.
– Добей это бревно безмозглое!
Джинн не стал добивать противника, ждал пока тот придет в себя.
Могута опомнился быстро. Леший с ненавистью смотрел на джинна, и думал о том, что его непременно надо сейчас убить,
Цыкнув на племянников: "Не лезьте, без вас обойдется!" - Ставр внимательно наблюдал за дерущимися, выбирая момент, когда можно будет помочь джинну. Потрясенные моховики молча наблюдали за происходящим. Одна только Пелга выглядела спокойной. Она подобрала потерянные в пылу драки тапочки и чалму Селима и сейчас наблюдала за сражением. Но черные глаза ее горели таким мрачным огнем, что, казалось, она сейчас испепелит Могуту.
Наконец джинну удалось освободиться от хватки противника. Он поднялся и шагнул в сторону, давая лешему возможность подняться.
Могута был страшен: по его исполосованным холькиными ногтями щекам стекали капли крови, кровь сочилась и из разбитого носа, правый глаз заплыл, в космах волос запутались какие-то листья и обломки мелких веток, левый рукав серо-зеленой куртки держался на одной каким-то чудом сохранившейся нитке.
Селим выглядел тоже несколько непривычно: босиком, без постоянно белеющей на голове аккуратно повязанной чалмы, да и красивый шелковый халат был основательно испачкан и порван. Но на лице его никаких следов драки не было видно.
– Ты надоел мне, помет ехидны, - сообщил джинн.
– Но если ты возьмешь обратно и проглотишь все черные слова, сорвавшиеся с твоего поганого языка и попросишь прощения у присутствующих здесь красивейших и благороднейших женщин, я не буду больше бить тебя.
– Ты!..
– от ненависти и возмущения Могута не мог найти слов.
– Ты... Мальчишка! Иноземный выродок! В порошок сотру! В труху!
Он снова бросился на джинна и снова его встретил удар в челюсть. На этот раз удар Селима был намного сильней. Леший остановился, глаза у него закатились, он медленно опустился на землю и растянулся во весь свой немалый рост.
Джинн подошел к нему, легко поднял тяжелого лешего левой рукой.
– Так будет с каждым, кто плохо говорит о женщинах, - объявил Селим, и правой опять влепил лешему звонкую оплеуху.
– Этот дуболом Хольку ударил, - напомнила Пелга.
– Если ты, жалкий потомок облезлого ишака, когда-нибудь поднимешь руку на женщину, - продолжил воспитывать Могуту джинн, - я найду тебя, где бы ты ни спрятался, и буду держать в навозной жиже до тех пор, пока ты сам не превратишься в вонючий навоз.
Свои слова джинн подкрепил новой увесистой пощечиной.
– Понял?
– спросил джинн.
Леший молчал. Он ненавидел джинна. Он ненавидел сейчас всех: и Ставра, и Пелгу, и практикантов-сыщиков, и рыжих моховиков... Ему хотелось драться. С какой радостью он сейчас убил бы их всех: разорвал в клочья, втоптал в землю. Но после сокрушительного удара джинна он чувствовал себя полностью обессиленным.
– Понял?
– еще раз спросил джинн.
– Или добавить?
– Не надо, - заплетающимся языком промолвил леший.
– Я понял...
– признал он свое поражение.